|
|
| |
| AP |  | |
|
|
| |
Что-то давненько я не наведывался на форевер и в литраздел в частности =) Всем гениям слова и горячим критикам привет!
А наведаться собственно есть с чем. После удачного использования романа (если кто помнит - защитил по нему диплом издателя) работа над продолжением задуманной трилогии продолжается.
Много времени ушло на разработку концепции новой расы, ее облика и ментальной сущности. Много времени ушло на преодоление собственной лени. Однако, худо-бедно, но работа идет. И в последнее время обороты лишь нарастают =)
Итак... "Закат Ра" (пилотное название) - прямое продолжение "Сердца Вербарии". Сегодня зачинаю 10 главу, так что, на суд любимой публики 9 глав.
Читайте, оценивайте, комментируйте. Мнение бетаридеров, тем более таких как вы, очень и очень ценно.
Добавлено (через 39 сек.):
Tat 1
Тяжелеющие краски раннего заката не предрекали добра. Густой лиловый покров разлился по небу хрустальной пылью и сверкал отражением солнца у выщербленного скалами горизонта. Всякий раз, когда Тиеф поднимал голову к закатному светилу и видел его цвет, то холодел, понимая, что за этим последует. Может быть завтра или через день, а может через несколько дней, но лиловый закат обязательно приведет великую бурю. Тиеф пережил много таких бурь, столько же, сколько видел предвестный закат. Но никогда прежде он не видел рокового заката зимой. И никогда прежде зимой не бывало великих бурь.
Тиеф перевел взгляд с беспокойных красок заката на возвышающуюся у подножия гор обитель мудреца. Ровные формы пирамиды, резко диссонировали с изломами возвышенных массивов. Горы казались хозяевами этих пустошей, вечными и беспристрастными, в то время как пирамиды мудрецов – незваными гостями.
Он редко навещал своего мудреца. В дни визитов Тиеф мучительно терзался сомнениями: а стоит ли? Стоит ли расставаться с самым драгоценным, что у него есть. Но в отличие от других Ра, не посещающих мудреца вовсе, в Тиефе теплились заветы архисториков. Он знал, что расставаться с каплей дόлжно, даже если очень не хочется. Ведь это – то единственное, что еще способно удержать Ра от забвения.
Сегодня был странный день. Его как будто толкало что-то на встречу, и он с нетерпением ждал заката, чтобы поскорее отправиться к пирамиде. Сегодня он точно слышал голос мудреца сквозь шелест песка. Слышал немой зов и ничего не понимал. Да и был ли это зов? Он слышал в шорохах что-то, что заставляло его устремлять взор в сторону пирамиды да подгонять взглядом клонящееся к горизонту солнце. Сегодня был странный день. Тиеф очередной раз посмотрел на лиловое солнце. И странный вечер.
Сегодняшний день он провел с Модаберти. С пыльным товарищем они бродили по песчаным насыпям, вылавливая солнце. Их брюшные кристаллы сегодня хорошо обогатились, ведь воздух был чист от пыльного ветра и лучи усваивались быстро. В пользу славно проведенного дня указывало еще и то, что запасы воды, почерпнутые на рассвете, к вечеру почти иссякли. Но на этот раз удовлетворения он не чувствовал, ведь если великая буря начнется не летом, а сейчас, то кристалла не хватит. И об этом Тиеф думать не хотел.
Модаберти не пошел с ним. Он сказал, что пообещал кому-то встретиться у Шара и обменяться каплей. Если бы он пошел с Тиефом, то непременно отдал каплю мудрецу, а слиться с кем-то из Ра и насладиться единением, было гораздо приятнее. Все лучше, чем капнуть и уйти с пустотой внутри.
Пирамиды для мудрецов возвели архисторики. Предки Тиефа были крепче. Их сила заключалась не только в физическом превосходстве над современниками, но и в идейной чистоте. Для предков мудрецы были частью вечности, к которой они стремились и в которой должны раствориться. Для них истинную ценность представляла не сама капля, а возможность передать ее мудрецу, поделиться с ним опытом прожитых мгновений…
Ступени пирамиды были стары и выхолощены равнодушием песка. Высокие и крутые они всякий раз заставляли Тиефа превозмогать неповоротливость и упорно, ступень за ступенью, восходить к вратам пирамиды. Каменные врата зияли нараспашку и из проема тянуло густым теплом. Мудрец закрывал врата только летом, когда поднималась великая песчаная буря. Тиеф вновь припомнил сегодняшний закат и внутренне содрогнулся. Тысячи лет буря повторялась с постоянством звезд. Но порядок был нарушен. Оставалось только надеется, что лиловый закат – пустая угроза.
Стены коридора, по которому брел Тиеф, испещряли узоры былой славы. В грубоватых образах архисторики увековечили подвиги, что были древнее самих мудрецов. Перед взглядом расстилались сражения предков с длинными кольчатыми тварями из глубин песков. Виделись полеты на крыльях песчаных бурь. Стыли картины возведения пирамиды, чья вершина пронзала звездную высь. Созерцая минувшее величие, становилось горестно от того, в какую немощь обратились Ра. Вся жизнь уходила на поиски хорошего солнца, и Тиеф, как и все остальные, больше думал о воде, ясном воздухе, о том, насколько за день подрос брюшной кристалл и хватит ли его на долгую летнюю бурю. Ведь если не хватит… Тиеф помнил безумие соплеменников, скрежет когтей о запертые врата пирамиды, мольбы выпустить к солнцу. Помнил, как безумцы кидались на друзей, чтобы вырвать их кристалл и утолить свой голод. Он помнил непреклонность мудреца, не впускающего бурю во чрево пирамиды и разрешающего обреченным лишь одно – забвение.
Сердцевина рукотворной горы нависла над Тиефом огромным каменным куполом. Вершина пирамидального вместилища терялась в высоте, мерцала и переливалась томной лазурью. Как и все вокруг. Каждый клочок обозримой поверхности покрывала витиеватая мозаика, не различимая вблизи, но оживающая на дистанции. Казалось, будто вместилище мудреца находилось в постоянном движении, перетекало от основания к вершине, перемешивалось в бесконечном единении разнородных фигур и образов.
В центре огромного квадратного основания сиял бассейн. Это был мудрец. «Тот, кто живет в вечности». Именно он согревал жизнью каменные своды пирамиды, отбрасывая на них светлые тени былого. Миллионы капель Ра тысячи лет опускались в этот бассейн, наполняя мудреца вечностью. Он был последним лучом света, удерживающий древний народ от беспросветного забытья.
Исходившее от мудреца тепло пронизывало Тиефа как солнечные лучи утренний воздух. Он чувствовал себя невесомым, легким как пылинка, способным подняться выше звезд. Хотелось слиться с этим теплом, стать пусть ничтожной, но частью. Хотелось отдать каплю, и другую, и третью, и принести всего себя!.. Но Тиеф знал, что как только капля раствориться в зыбком теле мудреца, его упоенное желание стать частью неохватного – раствориться вместе с ней. И потому он не торопился, шел к купели медленно, осязая каждый шаг своей неуклюжей поступи.
Широкий край бассейна едва доставал Тиефу до пояса. Он подошел к нему, облокотился и нечаянно скрипнул когтями о камень. Неприятный звук вспугнул тишину и устремился к вершине обители. Тиеф задрал голову, насколько позволила толстая шея, и проследил за метанием эхо. Когда тишина вернулась, он скрипнул еще раз, только на этот раз специально. Захотелось раздражить мудреца, спровоцировать его на слово. Пускай это будет неодобрение, порицание, но он должен обратит на него внимание! Ведь он звал его. И вот Тиеф здесь. В тишине и досадном одиночестве. Но мудрец хранил молчание, а его поверхность стыла безмятежностью. Тиеф прекратил царапать край бассейна, склонился над прозрачным ликом и усилил выдох. Струя воздуха коснулась теплого, исходящего лазурью тела мудреца. Если бы перед ним стояла вода, то она непременно покрылась чередой разводов.
Тиеф умерил выдох и наклонился к мудрецу еще ниже, почти коснувшись дышалом поверхности. По ту сторону на него смотрело дно, где во множестве покоились останки Ра. Окончить свой путь в теле мудреца считалось высшей благодатью. Но глядя на окаменевшее месиво, казалось, что превратиться в бархан на пустошах лучше, чем напоминать другим о неизбежности конца. Меж современников утвердилось поверье, будто те, кто потонут в мудреце, наверняка увековечат себя, даже если ни разу в него не капали…
Тиеф закрыл глаза и приготовился отдать каплю. В такие моменты тело – его неповоротливое, волокнистое тело – концентрировалось в одной маленькой блестящей крупинке. Как будто все соки, скопленные кропотливым днем, не затвердевали где-то в брюхе, а стекались от каждой клетки к острию капели. Когда капля срывалась с кончика выделителя, Тиеф на мгновение обретал свободу, стряхивал гнет пыльного тела и видел себя освобожденным и чистым. Но когда капля тонула в теле мудреца – окружение повергалось в тлен. В засушливый, рутинный мир безразличного солнца, по которому суждено бродить до скончания дней.
Капля, весом в несколько прожитых дней, привычно скользнула по капели, но вопреки обыкновению мгновение свободы продлилось дольше обычного. Тиеф затаил выдох. Вот сейчас, сейчас он вновь ощутит тяжесть мира, сейчас оборвется его свобода, и он вновь окажется заключенным в усталое тело. Но полет продолжался. Чистый и освобожденный он парил над приземленным воплощением, уносился все выше и дальше прочь от себя и навстречу к себе же.
Тиеф открыл глаза. Угловатый свод пирамиды отдалялся от него, мерцая лазурной искрой. Он понял, что падает. Падает неестественно медленно и там, где падать некуда. Сквозь крепнущую заторможенность он понял, что тонет – свалился в мудреца вслед за каплей и теперь идет ко дну. Осознание безвозвратности не испугало, а наоборот – принесло облегчение. Он вырвался. Наконец-то закончились его скитания по зыбучим пустошам в поисках яркого солнца. Наконец-то он никогда не увидит песчаных бурь… И наконец-то он обретет покой.
Его захватило новое ощущение. Не хотелось шевелиться, дышать и даже думать. Все отошло на второй план и стало каким-то незначительным, мелким. Вся суетность Ра обернулось пылью, которую сдул торопливый ветер. Он сам стал ветром, свободным от тягот.
Контуры свода пирамиды почти полностью растворились в лазурном тумане. Сознание Тиефа тоже бродило где-то на границе с явью. Он закрыл глаза и всецело отдался упокоению. Он не боялся исчезнуть. Ему стало все равно. И это было приятное безразличие.
* * *
Облитый мягким голубым сиянием, в центре необъятной площадки, он был не один, но никого не видел. Он чувствовал на себе бездну оценивающих взглядов. Их обладатели прятались где-то за границей видимости, там – в густоте дистанции.
– Тиеф, – произнесенное вслух имя прокатилось разноголосым эхо, пока не вернулось к голосу, породившему волну. – Тиеф. Зачем ты пришел к нам?
– Я пришел к мудрецу, – тихо ответил Тиеф, с полной уверенностью, что его услышит весь сонм. – Он звал меня.
– Что ты слышал, Тиеф? – На этот раз голос принадлежал другому Ра. – Что мудрец говорил тебе?
Тиеф замялся. Что он говорил ему? А ведь ничего не говорил. Теперь он не был уверен, звал ли его голос. Да и голос ли это был? Может, просто шелест тихого дня, да бормотания плетущегося рядом Модаберти. Укоренилась только необоснованная уверенность, что мудрец звал его. Не просто нашептывал что-то сквозь песчаные насыпи, а именно звал.
– Он звал меня, – повторил Тиеф. – Я не слышал его голоса. Я слышал его зов.
Окружившее его собрание загомонило. Каждый из них произносил одно и то же слово, но с разной интонацией и тембром. Можно было услышать, нет – почувствовать, –как волны голосов перекатывались из одной дали в другую, как вздыбливались и опадали к глубинам, как уплотнялись в одном месте, чтобы истончиться в другом… Наконец, вся эта какофония прорвалась, материализовалась – перед ним из темноты на свет вышел Ра. Старый, сгорбленный, покрытый каменеющей корой, но с пронзительными голубыми глазами. Старик не двигался, словно вросший в песок мертвец. Даже его светоулавливатели на морде, спине и хвосте ниспадали мертвенно-серыми патлами. Казалось, что на этом изможденном теле жили только глаза. Тиеф невольно вздрогнул, когда старик заговорил с ним:
– На мой зов откликнулся только ты, Тиеф. – Голос старца быт тверд и внятен. В нем чувствовалась безмерная сила и мудрая власть. – Только ты внял голосу предков. А это означает, что в тебе еще живет их воля. Наша планета умирает, Тиеф. Она смертельно заболела с того дня, когда гениза была разобщена. Мы и остальные мудрецы – клочья былого целого. Разрозненное, но стремящиеся к единению по своей природе.
Светоулавители на спине и хвосте подрагивали от страшного предчувствия. Тиеф склонился перед мудрецом и слушал его со странным ощущением того, что это уже происходило. Не сейчас и не с ним, а в необозримо глубоком прошлом и с тем, кто «знал» и не боялся мудреца. И от этого становилось жутко.
– Принимая во внимание ментальное гниение Ра, воссоединение могло занять неопределенно много времени. Но без воссоединяющих процесс обречен. Ты видел сегодняшний закат, Тиеф?
– Да. Грядет великая буря.
– Ближайшая к нам планета умерла. И так вышло, что мы оказались втянуты в эту катастрофу. Ядро погибшей планеты едва не столкнулось с нашей планетой. И хотя прямого столкновения не последовало, опасное сближение нарушило изначальный ход вещей. Поднимается буря невиданной силы и долготы, Тиеф. Ни один Ра не переживет ее.
Мудрец замолчал, но Тиеф не находил, что ответить. Неподвижная стать мудреца и сгорбленная немощь простого Ра. Что Тиеф мог сделать для него? Что он мог сделать во спасение их планеты? Ведь он ничтожен, никчемен и пуст, как песчинка в пустыне времен. Однако он здесь, стоит пред олицетворением былого могущества Ра и стоит не просто так. Его выбрали. Его призвали.
– Что я могу сделать? – Наконец растерянно выдохнул Тиеф. – Ведь я простой Ра.
– Ты станешь нашей дланью. Мудрость предков, их могущество и воля перейдут к тебе. Ты станешь спасением для своего народа.
– Но почему я?! Ведь… Я не справлюсь! Почему вы сами не сделаете это?
– Наша сущность хранить силу и мудрость, но не использовать ее. Мы лишь способны передать свой потенциал носителю ментальности. И ты, Тиеф, подходишь для этого лучше остальных. Ты единственный услышал нас. Ты тот, кто откликнулся на наш зов.
Тиеф чувствовал как похолодело сердце, как воздух, гонимый торопливой волной, сгустился и отяжелел. В глазах потемнело, ослабшие ноги не выдержали, и он повалился на землю.
– Ты должен убедить Ра собраться в пирамиде как можно скорее. Буря родилась и стремительно крепнет. Запомни, Тиеф, теперь только от тебя зависит, исчезнут Ра или продолжат свое существование. Удиви их. Заставь поверить в реальность угрозы, в то, что спасение можно обрести только под сводом пирамиды. Сейчас ты получишь лишь толику нашей силы, но когда вернешься, то обретешь истинное могущество предков. Будь расторопен, Тиеф. Времени на ошибки не остается.
Пространство неумолимо сжималось, сминая даже свет. В обступившей холодной темноте Тиеф ощущал чужое присутствие. Сколько их осталось – он не знал, но их было много. Они ждали, когда пустота заключит в себе Тиефа, когда его опустошение достигнет абсолюта. Но границы стирались. Всякий раз, когда Тиеф сжимался в бесконечно малую точку, внутри обнаруживалась другая полность, которая сменялась следующей, а та – другой.
Ничего не осталось. Свет, холодная темнота, пространство и даже пустота. Исчезло все. Все, кроме незримого присутствия, которое ждало забвения уже не снаружи, а внутри Тиефа. За чередой волновых самоисчезновений, Тиеф стал для них купелью. Он превратился в полность, вместилище для тех тысяч, что окружали его. Но он был не против. Наоборот, он был рад гостям.
* * *
Тиеф стоял над мудрецом. Он видел лазурное отражение себя, видел тлен утонувших в мудрой пучине и не шевелился. В голове так же все застыло. Ни единой мысли, лишь размытые, далекие полуобразы, один нелепее другого. Будто лиловый закат зимой, будто он свалился в мудреца, разговаривал с ним…
– О последнем закате. – Тиеф вздрогнул. В его выдохе поселились новые, сильные ноты. Голос стал крепким и внятным, таким, каким говорил мудрец.
Он отпрянул от края бассейна, выпрямился с приятной легкостью и осмотрелся. Тихий свод пирамиды, голубые блики на стенах, густой воздух… Тиеф вспомнил, как пришел сюда, как устал и измучен он был, припомнились мысли, за которые теперь было стыдно.
Все изменилось, но не казалось иным. Все он же, но освобожденный от тягостных раздумий и бренности тела. Воспоминания о повседневных заботах теперь вызывали не тоску, а ликование. Он избавился от этой рутины, и теперь свободен как ветер! Тиеф в упоении закрыл глаза и представил, как возносится над рыжими песками, устремляется в синюю высь, где воздух сладок и чист. Как наяву он видел искрящиеся под солнцем барханы, темнеющие гряды гор, видел редкие облака и… лиловый закат у линии горизонта.
Воспоминания низвергли Тиефа в реальность. Он открыл глаза и пришел в ужас, обнаружив себя под самым куполом пирамиды. Внизу, далеко внизу, морщинилась подернутая лазурью каменная кладка, в центре которой – как раз под ним – стыл лик мудреца. Едва стоило вообразить, как он падает, незримая твердь расступилась, и он сорвался вниз.
Страшный грохот расколол тишину пирамиды, а изломанное эхо еще долго металось взаперти. Тиеф немного удивился, что способен слышать, затем удивился, что удивляется, а после, уже безо всяких удивлений, поднялся на ноги, все с той же непринужденной легкостью.
– Значит, правда, все правда, – пробормотал он и посмотрел на свои руки. Когти на грубых, заскорузлых пальцах обрели лазурный оттенок. – Мудрец. Я разговаривал с ним, я был в нем. Я… Я должен торопиться!
Тиеф бежал, легко и уверенно. Без устали он преодолел превратный коридор, сбежал вниз по ступеням и остановился только тогда, когда его ступни коснулись ночной земли. Холодный воздух был чист и покоен, вдыхалось легко и сладко. Тиеф поднял голову к звездам. Светлые и яркие теперь они казались ближе, чем когда либо. Он потянулся к ним рукой и заметил, что когти стали ярче. Внутри как будто что-то шевельнулось. Ведь это не он. Это тысячи незримых присутствий неволенных в нем, их легкость и ощущение свободы, а он – всего лишь инструмент. Но грустно от этого не становилось.
Убежище Шара ютилось меж россыпи острых скал. В другое время Тиеф ни за что не стал бы искать вход в его нору по темноте, но сейчас ночь не имела для него значения. Он отлично видел каждую острую грань выступающую над песком и уверенно продвигался к цели.
Шара редко когда выходил из убежища, а в последнее время так и вовсе не выходил. Он был старше и неповоротливее прочих Ра с которыми знался Тиеф. В своде его пещеры круглилось несколько отверстий, которые он открывал днем, чтобы покормится. Солнечный свет перемещался вслед за светилом, а Шара вслед за ним. Так он и ползал по пещере изо дня в день, как тень подземелья. На ночь он закрывал все дыры, чтобы зазря не тревожить непотребством звезды. Но вход был открыт всегда.
Зеленоватые отсветы люминофоров придавали пещере уюта и таинственности. Угодив к Шара, уходить от него не хотелось так же, как и от мудреца. Только желание остаться было продиктовано совсем другими эмоциями.
– Тиеф, это ты? – Глаза Модаберти уже были подернуты голубоватой пеленой, что могло означать только одно – он успел сделать то, зачем пришел к Шара. – Ты цел? Как ты добрался сюда по темноте? Будешь каплю? Касим еще ни с кем не менялся. Ты свою отдал?
Тиеф не отвечал. Он молча рассматривал собравшихся здесь Ра. Кто сидел, наклонив дышало к самой земле, кто лежал ничком и насвистывал что-то невнятное. Взгляд невольно задержался на паре, обменивающейся каплями. Они стояли обнявшись, дышало одного лежало на плечу у другого, а капели жадно тянулись к чужим ртам. Тонкие и вздрагивающие они уже блестели лазурными выделениями чистых переживаний. Соитие представлялась порочным и сладострастным. Его стыдились все и все же его вожделели… Капели проникли одновременно. Выдох наслаждения прокатился сдвоенным эхо по тесной пещере и пара обмякла. Не распуская объятий, они повалились на пол, продолжая стонать от блаженства. Не раз Тиеф точно так же погружался в другого Ра и приходил в себя уже на земле. Теперь ему было стыдно и клекот отвращения против воли рвался из дышала.
– Тиеф? – Модаберти тряхнул его за плече. – Ты в порядке?
Вместо ответа Тиеф зло стряхнул руку, отстранил друга и поискал взглядом Шара.
– Где он?
– Кто?
– Шара. Где он?
– Он… – Модаберти замялся. – Шара умер. Его нашел Люситив, когда первым пришел сюда. Он там, за углом. Можешь взглянуть на него, если хочешь.
Тиеф остолбенел.
– Он умер, а вы просто убрали его в сторону и продолжили меняться каплями?
– Ну, да.
Злобное чувство охватило Тиефа. Он отчетливо понял, сколь безнадежно прогнили Ра. Даже смерть одного их них – смерть одного их тех, кого каждый знал столько же, сколько самого себя – не имела значения. Вожделение оказалось выше скорби. Сейчас Тиефу больше всего хотелось развернуться и уйти прочь, оставить это уютное дно и вернуться к мудрецу со словами, что спасать уже некого… Но он должен. Должен выполнить волю предков.
– Народ Ра! – Прогудел он с силой и величием, беспощадно сотрясшими свод пещеры. – Я вернулся от мудреца со скорбной вестью. Грядет буря! Зимняя буря невиданной силы и продолжительности от которой не уйдет никто. Он призывает нас в свою обитель. Те, кто не последуют за мной, будут обречены.
Тиеф замолчал, выжидая, а все собрание смотрело на него и ждало. В повисшей тишине кто-то коротко хохотнул и вот, теперь потешались все. Они показывали на Тиефа пальцами, что-то сквозь смех говорили друг другу и продолжали смеяться, смеяться, смеяться….
– Тиеф ты чего? – Модаберти беззаботно похлопал его по плечу. – Чьих капель наглотался?
Ответный рык Тиефа заставил всех замолчать. Теперь на него смотрели с недоумением и опаской.
– Ты чего, Тиеф? – Повторил Модаберти но уже без прежней веселости. – Случилось что?
– Повторяю в последний раз! – Вновь сотряс пещеру могучий голос Тиефа. – К нам движется буря, каких еще не видела планета. Рассвет может не прийти очень, очень долго. А может не прийти никогда! Вы, ничтожества, нужны мудрецу и я доставлю вас к нему, хотите вы этого или нет.
– А ты сам-то кто?! – Выкрикнул кто-то, оскорбившись словами Тиефа.
– Я длань мудреца, – твердо и без раздумий ответил вопрошаемый. – Через меня он вершит волю предков.
Тиеф сжал перед собой кулак – сжалось и пространство вокруг него. Он не мог объяснить как или что он делает теперь – все происходило самой собой, будто каждое мгновение становилось ключом для последующих. Его действия, жесты, слова исходили от него, но принадлежали ему лишь отчасти.
Сжатый кулак вспыхнул ярким голубым сиянием. Свет сочился, капал лазурными искрами, которые тут же испарялись в туман. Постепенно зеленоватый лик пещеры исчез, а вместо него воцарилась голубая мгла, клубившаяся и пульсирующая как живая.
– Внемлите голосу предков, – чужими голосами произнес Тиеф. – Мы здесь, во спасение великого народа Ра.
В безликом тумане стали появляться образы архисториков. Статные и широкоплечие они вспарывали забытье, как предрассветные лучи ночную мглу и плыли к выходу из пещеры. Вслед за предками наружу потянулись и нечестивые потомки…
Добавлено (через 39 сек.):
Tat 2
Буря всегда начиналась с пескопада. Теплые невесомые каскады струились с покойных от ветра небес, засыпая тревогу и бдительность. Это затишье – прекрасные мгновения, тихие и умиротворенные. Хотелось, чтобы они никогда не кончались. Но через какое-то время шепот взрывался бурным ревом, а невесомые песчинки превращались в каменные жала.
Тиеф навестил еще восемь прибежищ, прежде чем грянула буря. В каких-то пещерах соплеменников было много, а в каких-то его дожидались лишь пыльные отшельники. Кто-то безоговорочно следовал за ним, а кто-то сомневался… Впрочем чудеса Тиефа ставили недоверчивых на место. Чудеса рождались в мыслях и тут же отражались в действительность. Тиефа переполняло ощущение безграничной силы и могущества. Порой ему казалось, что достаточно закрыть глаза и представить, как земля возносится к звездам и это уже происходило на самом деле.
Пескопад застал Тиефа и очередную группу Ра у входа в пирамиду. Едва они вошли, как ворота со скрежетом начали смыкаться. Оставалось еще несколько мест, о которых Тиеф помнил и куда мог бы успеть, но, видимо, мудрец считал иначе. Когда створки встретились – стало очень тихо. Ни шелеста, ни выдохов спасенных Ра. Казалось что они, как и окружение снаружи, затаили дыхание в ожидании чего-то невероятного.
В превратной было мрачно. Лишь вдалеке меркли голубоватые искры. Тиеф прикоснулся когтями к стене и рытвины древней росписи вспыхнули забытым сном. В туннеле посветлело и заключенные Ра точно очнулись. Они двинулись вперед тяжело и медленно, разглядывая оживший камень так, будто видели его впервые. Идущий позади Тиеф разглядывал самих Ра. Они представлялись глупышами, только что проклюнувшимися из земли. Ничего не понимающие и страшащиеся больше всего тех, кого бояться нужно в последнюю очередь. Пустые, широко раскрытые для нового, впитывающие новое, как песок воду.
Ра сидели тесной группой в некотором отдалении от мудреца. Они о чем-то горячо спорили, но замолчали, лишь стоило Тиефу и новым Ра появиться. Последние заметно приободрилась, заметив, что они не одни.
– Ступайте к остальным и ждите, – распорядился Тиеф и, не оборачиваясь, пошел к мудрецу.
Зыбкий лик переменился. Он дрожал мелко и очень часто, так, будто резонировал с чем-то огромным. Рябь уходила ко дну, густела и разбивалась темно синими зарницами. Кристальная прозрачность если и осталась, то за гранью видимости. Весь объем больше не казался однородным. Сейчас мудрец напоминал сонму живых песчинок, заточенных в узкое жерло бассейна.
Какое-то время Тиеф бездумно наблюдал за хаосом массы, пока над сознанием не взошел вопрос: а что дальше? Он исполнил требование предков – привел в обитель тех, кого успел. Буря началась и теперь они все оказались в заточении. А те, кто остался снаружи, наверняка уже погибли.
Странно, что мудрец ничего не сказал про то, как быть, когда он окончательно вернется. И вот теперь – снова молчание. Тиеф закрыл глаза и попытался сосредоточиться, но его отвлек свист голосов за спиной. Он сокрушенно выдохнул и обернулся на спасенных Ра. От группы веяло не спором, а руганью. Собственно группы уже было две. Ра стояли друг напротив друга, махали руками и громко освистывали противников.
– В чем спор? – Решил вмешаться Тиеф и подошел.
Все замолчали, осунулись и сразу как будто уменьшились в размерах. Его боялись и страх этот ощущался физически. Конфликт, кажется, стал разрешенным, но Тиефа это не удовлетворило.
– Спрошу еще раз. О чем спорили?
Немного поколебавшись, вперед шагнул Модаберти.
¬¬– Они говорят, – и он указал рукой на противную сторону, – что снаружи нет никакой бури и быть не может так как лето еще не скоро. Говорят, что это ты придумал и приволок всех сюда, чтобы убить и забрать себе брюшные кристаллы.
– Врет он все! – Набросился на Модаберти Ра, которого Тиеф не знал. – Это они начали, что все мы здесь помрем скоро от голода!
– Ах ты!.. – От возмущения Модаберти задержал выдох, но его поддержали союзники, а им ответили противники и в укрытии мудреца вновь поднялся неистовый свист.
Тиефа передернуло от раздражения. Если так будет продолжаться, то спасенные скоро разорвут друг друга. Нужно что-то предпринять. Нужно что-то сделать, чтобы отвлечь их.
¬– Тишина! – рявкнул Тиеф и Ра вновь съежились. – Если бы мудрец или предки хотели уничтожить вас, то сделали бы это давно. Кто не верит, что снаружи буря – может пойти к главным вратам и послушать. Наружу все равно никто не выйдет. А кто считает, что я хочу завладеть их жалкими кристаллами, пусть поразмыслит над тем, что я мог бы выдрать их раньше. Для этого незачем тащить всех сюда.
Толпа как будто опять сплотилась, обступила Тиефа и зароптала.
– Но почему мы здесь?
– Откуда буря зимой?!
– Почему ты такой?
– Что с остальными?
– Где все?!
Тиефа опять передернуло. Он мог бы разъяснить им то, что знал сам. Но ответы уже не успокоят их, а только раздразнят. И даже если Ра поверят на словах, на деле они всё же будут видеть в нем врага. Почему? Потому что он другой. Потому, что он вырвал их из привычного мира, где все тихо и пыльно. Но ведь и Тиефа вырвали из такой же среды, так же ничего не объяснив толком. А из туманных речей мудреца становилось только известно о гибели планеты, буре и спасении Ра. Последнее Тиеф сделал, а за гибель планеты отвечать не хотел. Не хотелось даже говорить об этом. Гибель планеты. Ерунда какая-то.
Вместо ответов, Тиеф развернулся и зашагал к мудрецу. Ему вдруг стали глубоко безразличны Ра. Пусть хоть повысасывают друг другу глаза, а он свое дело сделал.
Волнение мудреца изменилось. Рябь на поверхности обрела структуру бесконечной спирали. В центре, где спираль начиналась или заканчивалась, фонтанировал гейзер. Маленький и робкий он едва бурлил, но чем дольше на него смотрел Тиеф, тем выше и сильнее становился. Когда водянистая масса поднялась до роста взрослого Ра, клокотание постепенно унялось и спало. И вот, на гладкой поверхности стоял мудрец. Тот самый образ, который Тиеф видел на дне бассейна.
Тиеф не сразу сообразил, что за спиной стало тихо. Он мельком обернулся и приметил, как Ра склонили головы перед мудрецом и почтительно замолчали. Мудрец не шевелился. Его первоначальный лазурный облик выцвел до пустынных красок и наполнился деталями. Буро-коричневая кора, пепельные лохмы светоулавителей, потресканные когти… И только глаза, как ослепительные капли заново рожденного. Они казались чуждыми трухлявому стану.
Как долго мудрец стоял без движения Тиеф не мог припомнить. Даже момент появления мудреца увяз в неопределенности. Да и сам Тиеф стал каким-то туманным, смазанным. Он поднял руку и посмотрел на нее. Руки не оказалось. Ощущение тела, хотя и нарушенное, неверное, – было. А руки – нет. Ничего не стало. Ни хвоста, ни ног, ни туловища… Остались только мысли. И мысли были последним и главным свидетельством того, что он все еще существует.
Мудрец смотрел на него. Тиеф вновь попытался окинуть мысленным взглядом свое тело, но – тщетно. Как и прежде окидывать было нечего, да и нечем. Когда он вновь обратился к мудрецу, то с трепетом обнаружил, что тот приблизился вплотную и теперь протягивает ему руку. Без особых ожиданий Тиеф мысленно протянул ему свою, и удивился, когда почувствовал, как мудрец сжал ее. Прикосновение оказалось нестерпимо холодным. С дышала невольно сорвался мучительный выдох, а вместе с ним посыпалась лазурная пыль. Тиеф начал покрываться инеем, тело вновь обрело плотность, но стало неподвижным и твердым как глыба.
– Теперь мы принадлежим тебе, Тиеф, – услышал он знакомый голос. – Лети к звездам, а мы поможем тебе…
* * *
За чужой планетой вился тяжелый шлейф из боли и страданий – к солнцу, чье безразличие с высоты звезд казалось абсолютным. Для Тиефа мучения чужой планеты не представлялись чем-то личным, осязаемым. Он будто «видел» выжженную в пустоте космоса стезю и «знал», что это предсмертная агония.
Еще совсем недавно эту планету населяла жизнь, по форме и многообразию превосходившая их пыльный мир. Теперь все пропало. Но, сквозь остывающую магму, чувствовался слабый трепет, скрытый глубоко во чреве планеты. Она билась как маленькое сердечко, чудом уцелевшее в извечном пламени. Что это было: один организм или убежище разумных существ – Тиеф не знал. Он знал, что уцелевшая жизнь все равно обречена на забвение, как он обречен спасать свой народ.
Тиеф стал пирамидой. Той самой каменной громадиной, которую он видел каждый день и которой сейчас рассекал космическую пустошь. Привычное ощущение тела сгинуло вместе с самим телом. Взамен он приобрел необъятную широту собственного я, с остротами вершин и доннами глубин. Его переполняли мысли и чувства древних воплощений, объединенных, но не утративших личного. Враждебный холод космоса не трогал заключенных внутри Ра – толстые стены пирамиды, укрепленные волей, служили надежной защитой. Остатки древнего племени так же стали неотъемлемой частью теперешнего Тиефа. Он осязал каждого из них, но все же не мог полностью слиться с ними, подобно тому, как не могли предки слиться с мудрецом.
Мудрец звучал в сознании келейным голосом, подсказывая и направляя каждый шаг. Без его участия Тиеф не смог бы даже сдвинуть пирамиду с места, не говоря уже о межпланетном полете. Он знал, сколько усилий потребовалось, чтобы вознести ее к небесам. Сонм угасших предков воскрес в Тиефе, исполняя его невиданным могуществом. Удивительно, какую мощь долгие годы хранил в себе мудрец, ни разу не прибегнув к ней.
Их родная планета уменьшалась в размерах столь же стремительно, сколь Тиеф наращивал скорость. Из пыльного однородного шара она вскоре превратилась в красную точку, мало чем отличающуюся от звезд.
Он двигался вглубь системы к безымянной планете, что была тяжелее, плотнее с гораздо более густой и активной атмосферой. Три четверти планеты занимала вода. Это обстоятельство волновало Тиефа, ведь для Ра избыток влаги губителен. Еще беспокоило то, что атмосфера планеты была скудна пропитанием… И все же, Ра могли выжить на ней. В ином случае мудрец не предпринял бы бегства.
На своем пути Тиеф был не одинок. Он ощущал присутствие еще шести таких же вместилищ как и он сам. Они стремились к единению и вскоре сблизились настолько, что смогли познать друг друга.
От других избранных Тиеф узнал, что далеко не всем удалось сбежать. Некоторые стали свидетелями того, как пирамиды разваливались на куски, едва оторвавшись от планеты. Почему – доподлинно никто не знал. Некоторые предполагали, что мудрецы были недостаточно сильны, другие, что избранным не удалось слиться с предками в полной мере. В любом случае теперь их останки истерты в пыль и развеяны по планете.
Воспоминания о прежнем существовании тоже поистерлись. С трудом верилось, как еще недавно он – громадный каменный ковчег – ползал в пыли и выпрашивал милости у солнца. Ощущение независимости от лучей светила переполняли Тиефа ликованием. Он чувствовал себя новорожденным и в своих ощущениях был не далек от истины. Предки подарили ему новую жизнь, но взамен наградили другой зависимостью. Понимание этого пришло не сразу, а когда проявилось – разочарованием не стало. Лучше быть могучим и зависеть от собственной энергии, чем слабым и подчиняться движению солнца.
Так же или почти так рассуждали другие избранные. До межпланетного перелета Тиеф никого из них не знал, зато теперь они стали ему ближе, чем любые другие Ра с пустошей. Причины взаимной симпатии крылись не столько в схожести их настоящего положения, сколько в родстве взглядов на существование Ра. В избранных Тиеф увидел единомышленников, тех, кого не находил в прежнем окружении.
Сначала переговоры носили туманный характер: в пустоте внутреннего бытия являлись неясные образы, звуки, обрывки размышлений… Разрозненные, хаотичные они мало способствовали толковому взаимодействию. Позже удалось договориться и выбрать некоторую область – ментальный перекресток, где всегда было светло, а взаимное проникновение являлось едва ли не осязаемым.
Манипулирование пирамидой и пребывание в свете не мешали друг другу. Тиеф отражал себя в пустоту пространства и отражение вполне справлялось со сложной задачей. Он мог бы отбросить сколько угодно проекций, но… В них не было нужды. Да и было ли это отражением?
Со временем светлый перекресток изменился. Обитатели придали ему вид песчаной долины с каменной россыпью, горами на горизонте и высоким чистым солнцем. Сокровенный закоулок напоминал Тиефу день, когда он услышал мудреца. Спокойный, не предвещающий беды до самого заката. И тем приятнее было, что здесь этот день никогда не заканчивался.
Разговоры о катастрофе иссякли быстро, поскольку избранные не видели смысла перебирать то, чего уже не вернуть. Многие, но не все, считали, что катастрофа – благодать, ниспосланная им звездами. Не случись катаклизма, Ра непременно затерялись бы в песках времени… И хотя перемены дорого обошлись цивилизации, перемены должны были свершиться. Тиеф ловил себя на мысли, что они рассматривали Ра как единое целое, больше не воспринимая личности. С этой точки зрения, вся цивилизация представлялась крохотным семенем, извлеченным из гнилого плода.
Приоткрытые горизонты новых возможностей позволяли избранным увидеть будущий дом. Обобщив сведения, они соорудили модель планеты, которая теперь парила над барханами их перекрестка. Она сильно отличалась от прежнего дома.
Голубая, сплошь покрытая водой и подернутая рябью частых облаков. На их прежней планете облака встречались редко, а открытая вода только в сезонные изменения. Суши было гораздо меньше и, по большому счету, непригодной для жизни Ра. Правда, избранным удалось быстро отыскать просторный участок, больше всего напоминающий ландшафт родной планеты. Эту область небесные покровы обходили стороной, что означало достаток питательного солнечного света и наименьшую влажность. Тела Ра очень сильно впитывали атмосферную влагу и, если ее было много, то набухали и разваливались. Атмосфера планеты оказалась насыщенней и плотней, но более чем в два раза беднее окислым углеродом. Но и это не стало особой проблемой, поскольку на планете не случалось бурь, подобно Великой буре и надобность наращивать брюшной кристалл отпадала. Что действительно заботило избранных, так это притяжение. Голубая планета была значительно массивнее планеты Ра и тяготение на поверхности превосходило привычное в разы. Неповоротливые Ра могли стать вовсе недвижимыми.
Разрешением именно этой проблемы занимались сейчас избранные, прохаживаясь кругом водянистого шара. Обсуждение – вялое и уставшее – застыло у мертвой точки. Слияние с предками хотя и даровало избранным мудрость и познания тысячелетий, но вовсе не значило, что любой вопрос должен немедленно находить ответ.
– Вероятнее всего, – проговорил Изотер – самый старший среди избранных, – компенсировать избыточную гравитацию возможно только в недрах пирамид.
Конечно, обсуждали многое, начиная с парящих на субкосмической высоте пирамидах и заканчивая антигравилочками для каждого из Ра. Теоретически каждое решение было выполнимо, но вот их целесообразность вызывала сомнения.
– При всем уважении, Изотер, но Ра все равно придется выходить наружу с каждым восходом солнца. – Апеллировал Монтерс, флегматичный, спокойный избранный, всегда находящий что возразить. – Смысл в таком устройстве? Ведь дневной цикл все равно будет тяжел.
– Почти в три раза… – Задумчивая тягучесть принадлежала Ио, избранному, чье скудословие едва ли уступало молчаливости Тиефа.
– По крайней мере, это максимально рациональной путь, – не отступал Изотер. – Другие предложения слишком изощренны или противоестественны.
– Как и наше существование, – усмехнулся Вимерис, всегда поддерживающий остроту слова. – Противоестественное и дико изощренное.
– Смотря с чем сопоставлять, – возразил Монтерс и утомленно выдохнул. – Наше существование не страннее мудрецов или космоса в целом. Я уверен, что имеются создания куда страннее нас.
– Не о том сейчас речь, – Тиеф привстал с хвоста, подошел к модели планеты и стал рассеянно вращать ее вокруг оси. – Уже скоро мы будем здесь. А что делать с нашими… соплеменниками так не решили.
Из пустоты шагнули еще двое избранных: Шорти и Веллан. Эти двое всегда являлись вместе и Тиеф начал подозревать, не обзавелись ли они своим собственным перекрестком. Собрание одарило прибывших мимолетным взглядом и вновь обратились к сияющей голубой сфере.
– Всё мы уже решили, – сдавленно прошипел Ио. Он в задумчивости обхватил руками дышало, склонил голову и уставился в песок под ногами.
– Решили, – поддержал его Изотер. – Опускаемся к пустыне вот у этого континента, пробуем атмосферу, температуру, влажность. Если все согласуется с нашими предположениями, то на месте уже решим, как быть дальше.
– Сомневаюсь, что нашим понравиться эта пустыня, – лениво возразил Монтерс. – Я вообще сомневаюсь, что затея с переселением – удачная затея. Не приживутся они.
¬– Если мудрецы решили, что так должно, так тому и быть, – стоял на своем Изотер. – Или ты считаешь, что оставаться на нашей бренной было выгоднее?
– В статусе избранного мне было бы все равно, – усмехнулся Монтерс. – Я говорю о том, что переселение это лишь отсрочка неизбежного. Помяните мое слово, когда Ра погибнут в мучениях.
– Мы здесь поставлены, чтобы не допустить этого. Гибель планеты это ниспосланная благодать, шанс возродить наш народ.
Все, кроме Монтерса, согласно закивали.
– Как вам будет угодно, – отмахнулся скептик. – Я вам говорю, как будет. И не в нашей власти что-то изменить.
– Монтерс, мы обсуждали это, – Изотер сурово нахмурил дышало. – Нас освободили не просто так, и способности чистого не для суетных забав. Когда мы окажемся там, то будем обязаны предпринять все, чтобы сохранить последних Ра.
– Себя ты за такого уже не считаешь?
– Мы больше не Ра, – после некоторого молчания ответил Изотер. – Мы лики мудрецов, воплощение предков.
– Это не одно и то же?
Тиеф заметил, что Монтерс неприкрыто потешается над Изотером.
– Нет, не одно. Мудрец это общий разум, постигнувший самое себя, а предки – могучие Ра, увековеченные потоком времени. Предки – основоположники мудрецов, их часть. Хотя и малая, но значительная.
– Все это известно, – перебил старшего избранного Вимерис. – Мы, конечно, постараемся уберечь Ра от гибели. Предположим, что мы успешно с этим справились – пусть! Но ведь их срок короток. Откуда взяться новым Ра? Кто будет теперь наполнять борт мудреца свежими каплями? Или ты считаешь, что Ра будут прорастать из песка так же, как и из наших пустошей? Осмелимся предположить, что всхожесть будет хорошей. Но кто прорастет? Пустышки? Сосуды, которые нечем заполнить?
Ответа не последовало. Никто не знал, каким образом будет происходить воссоединение некогда разобщенной целостности. Да и сам процесс воссоединения был сокрыт от избранных. По неизвестным причинам мудрецы оградили своих подопечных от некоторых знаний. Тиеф и остальные всюду спотыкались о вопросы, ответы на которые лежали где-то за гранью их понимания. Картина древней истории вырисовывалась грубыми мазками, на которой детали – важные тонкости – белели досадными упущениями...
Изначально мудрец был един. Он увивал тонкой сетью всю планету и стал источником разумной жизни. Продолжительное время все шло хорошо. Ра развивались, эволюционировали и очень скоро заняли доминирующее положение в скудной экосистеме планеты. Потом случилось нечто, расколовшее общего мудреца на части. Система оказалась разбита и развеяна по всей планете, однако наиболее крупные фрагменты общего не сгинули, а проступили из песка лазурными озерами. Для Ра смерть и рождение обрели новые смыслы, затмившие все былое. Система являлась сутью круговорота жизни, и ее разрушение означало, что смерть не возвращала умерших в систему, и новорожденные являлись миру безрассудными пустышками. Выход был найден, но такой, который на многие тысячи лет заключил Ра в спираль деградации. Предки возвели над мудрецами пирамиды и обязались служить им до тех пор, пока порядок не будет восстановлен. С мгновений рождения и до самой смерти они впитывали распыленные останки и по каплям передавали их мудрецам, уповая на скорейшее воссоединение.
История Ра содержала больше тайн, чем ясностей. Например, причина катастрофы, уничтожившая Общего, осталась сокрыта. Оставалось неясно, каким образом на чужой планете будет возобновлен сбор распыленной материи, которая осталась там, на терзаемой дикими ветрами родине. Да и как будут появляться новые Ра? Ведь им не из чего будет появляться…
Эти и некоторые другие вопросы на обсуждение не поднимались, а если и упоминались, то вскользь, туманно, как повод оборвать разговор. Они служили своеобразным напоминанием того, что избранные неимоверно далеки от глубин познания.
Вот и сейчас зависла неловкая пауза, когда Вимерис усомнился в появлении новых Ра. Избранные, смутившись, отводили взгляды, лихорадочно ища удобную тему, чтобы прервать молчание.
– Этого я не знаю, – наконец выдавил Изотер. – Я знаю лишь то, что должен сохранить жизни последним Ра. Неважно как. Но они должны жить.
Добавлено (через 38 сек.):
Tat 3
Избранные не стали с ходу таранить небеса чужой планеты. Постепенно замедляясь, они миновали орбиту естественного спутника, вышли на касательную траекторию и вскоре сами превратились в сателлитов планеты. Продолжая торможение, они вплотную сблизились друг с другом и объединились в геометрическую глыбу. Сцепившись физически, избранные сплотились ментально, чтобы увереннее контролировать посадку.
Несмотря на детальные сведения относительно планеты, избранные все-таки немного просчитались: сопротивление атмосферы оказалось упруже, а цепкое тяготение не столь уж легко преодолимым. В результате сильные вибрации и высокие температуры дали о себе знать, едва они пронзили верхние слои. Впрочем, раскалиться или рассыпаться пирамиды не успели, поскольку избранные быстро сориентировались и усилили антигравитационный импульс.
Больше всего они опасались за несчастных Ра, обессиленных, голодных и изнывающих от дремучего заточения. Тиеф чувствовал, как его бывшие соплеменники мучаются ожиданиями, как они терзают себя догадками и сомневаются… Бесконечно сомневаются в искренности своих спасителей. Гораздо глубже Тиефа, усомнившегося в искренности мудрецов.
Несмотря на трудности сближения с планетой, посадка вышла мягкой. Почти у самой поверхности конгломерат разломился, пирамиды ненадолго зависли в воздухе и потом медленно опустились на песок неподалеку друг от друга.
Стоял день. Ярчайшее солнце плясало в миражах раскаленного песка, дул сухой и горячий ветер. Тиеф чувствовал, как о его каменистые бока терся душный воздух, который, к сожалению, был небогат углекислотой. Как они и предполагали.
Тиеф расщепил свое существо, оставив пирамиде меньшую часть, и вернулся в свое прежнее тело. За время перелета он успел отвыкнуть от его узости и теперь чувствовал некоторое стеснение.
В чреве пирамиды было тихо и призрачно. Сквозь матовое сияние мудреца он не сразу разглядел Ра, сбившихся кучкой в дальнем углу вместилища. Они смотрели на него с опаской, как на восставший скелет из донных глубин мудреца. Ра напоминали неволенных зверьков, крошечных существ, попавших в западню и теперь беспомощно ожидающих своей участи. Тиефу стало жалко их. Оторванных от мира, лишенных последних услад. Лишенных вообще всякого смысла. Кому понадобилось это переселение? Ра? Но ведь их никто не спрашивал. Ведь наверняка они пожелали обратного. Пожелали умереть вместе с родной планетой...
– Встаньте, – приказал Тиеф с напускной строгостью, но голос его звякнул и смягчился. – Мы прилетели.
Скопище не шевелилось. Ра безмолвно следили за Тиефом и ждали. Когда он решил приблизиться, то группка вздрогнула, затрепетала. Они прятались друг за друга, отступали к стене, чтобы вжаться в нее, слиться с нею… Тиеф остановился – замерли и Ра. Внезапно каким-то вихрем пронеслось в голове осознание нелепости происходящего. Их место не здесь и не сейчас. Избранные, Ра, мудрецы – все должны быть там, на занесенной песками красной планете. Должны погибнуть вместе с ней, а не спасаться бегством.
– Я, – прошипел он не в силах подобрать настоящих слов. – Я не знаю, зачем мы здесь. Не знаю точно так же как и вы. Но я уверен, что глупо умереть, так и не увидев места, где мы очутились. Это наш новый дом, знаете ли. Просто посмотрите на него, а потом уже будете решать приспособляться вам или погибать.
Ра как будто выдохнули облегченно, расслабились. Они больше не смотрели на Тиефа, как на губителя, однако настороженная боязливость по-прежнему блестела в их глазах. Теперь избранный жалел, что за долгое время полета ни разу не спустился к бывшим соплеменникам. Еще на родной планете он стал чужим и, по собственной глупости, лишь усугубил отчужденность.
Врата пирамиды расступились и внутрь хлынул запах планеты. Воздух Тиефу не понравился, но, по крайней мере, он подходил для пропитания. Избранные, условившись заранее, сохранили привычное тяготение только под сводами пирамид. Тиеф, как мог, объяснил это соплеменникам и теперь Ра переминались у выхода из вместилища не решаясь спуститься ниже. Они щурились на яркое солнце – много ярче привычного, бездумно созерцали окрестные пески и опасливо пробовали на вкус непривычный для их фильтров воздух.
Тиеф первым ступил на чужую планету, но ничего особенного не почувствовал. Обычный песок, мягкий хрусткий и приятно теплый. Он не чувствовал гнета превосходящей гравитации, яркое солнце его не ослепляло, да и дышалось легко. Хотя… Тиеф задержал выход и убедился, что мог вовсе не дышать. Для него устои окружающей действительности были искривлены и незначимы. А вот для них… Он обернулся. Ра молча следили за ним, но идти следом не решались.
– Модаберти, – позвал Тиеф того, кого достаточно хорошо знал. Он надеялся, что прямое обращение и прежняя дружба придадут ему уверенности. – Не бойся, иди.
Модаберти и впрямь воспрянул, расправился и шагнул из тени пристанища. Но едва он опустился на первую из ступеней, как мучительно выдохнул, съежился и остановился. Было видно, как он колеблется, как разрывается между желанием поскорее вернуться назад и желанием встать рядом с Тиефом.
– Смелее! ¬– Подбодрил его Тиеф. – Докажи, что все было не зря!
Храбрец прорычал что-то в ответ, взмахнул дышалом и спустился еще на ступень. Следующий шаг вышел куда увереннее прежних. С заметным усилием, но Модаберти спускался все быстрее и тверже и скоро коснулся ступнями желтого песка. Согбенный, осипший, но чрезвычайно довольный собой. Тиеф положил руки ему на плечи и изучающее посмотрел в глаза.
– Молодец. Архисторики гордятся тобой.
Он потрепал Модаберти по гриве светоулавливателей и, убедившись, что тот чист сознанием, обратился к остальным Ра.
– Ну а вы? Или здесь только один настоящий Ра?!
Не сразу и не столь стремительно, но другие Ра тоже сошли на землю. Те из них, что были помоложе, поупруже телом, держались куда лучше, чем предполагали избранные. Переселенцы, отягощенным годами, старались не делать лишних движений, отдавая все силы дыханию, отчего подолгу застывали на одном месте. В такие периоды они до ужаса напоминали окостеневшие скелеты мертвецов. Сходство нарушали только вибрирующие дышала и от этого становилось еще страшнее…
Остальные избранные вывели своих Ра в свет несколько позже. Тиеф с прискорбием отметил, что не все отнеслись к переселенцам с сочувствием. Шорти и Веллан прибегли к силовому выдворению перепуганных Ра, не скупясь на презрительное молчание.
Изучить окрестные барханы выходцам не позволили и живо сопроводили назад в пирамиды. Первый спуск был расценен как опыт и опыт достаточно успешный, ведь Ра проявили умение сопротивляться изрядному тяготению. Более того, углекислоты в атмосфере хватало не только для нормального пропитания, но и для наращивания брюшного кристалла. Пусть и медленного, но все же.
Вопрос с пресной водой разрешился как нельзя удачно. На большой глубине, между водоупорных слоев, произлегал значительный бассейн. По прихоти утробного шевеления планеты, вода оказалась стиснута и прибывала под давлением. Избранным устроить скважину не составило труда, и вот, над песками засверкал разбуженный фонтан. Впрочем, ледяной гейзер скоро потух, оставив после себя просторный водоем.
– С биологических воззрений Ра выживут, – не без удовлетворения в голосе проговорил Изотер, когда избранные прохаживались по стремительно высыхающему песку. – Остается решить, или… Попробовать выделять капли.
– Выделять капли, – усмехнулся Вимерис. – Даже если они и выделять что-то, я крайне сомневаюсь, что это окажутся частички нашей Системы.
¬– Нам бы сберечь самих Ра, – невесело выдохнул Тиеф. ¬– Воссоединение системы процесс длительный. Если он остановиться на несколько сотен лет – ничего страшного не произойдет.
– Хочешь сказать, мы еще вернемся?
– Песчаная буря, пусть и всепланетарная, не может длиться вечно. Если наша высшая цель воссоздать Систему, то здесь мы ее не достигнем.
– Вам не кажется странным, что перед нами не поставлены определенные задачи? – Монтерс взмахнул дышалом и приосанился. – Мудрецам следовало бы прояснить ситуацию.
– Придет время, мы все узнаем, – со строгостью ответил Изотер.
– Когда? Мы уже здесь. Все устроили. Сколько ждать?
– Я не знаю. Когда мудрецы сочтут нужным, тогда снизойдут до нас. А до тех пор мы будем присматривать за Ра, будем поддерживать их, оберегать от чужой среды.
– Мудрецы оставили нас, – вдруг произнес Ио, и все устремили на него внимание. – Их больше нет. Мы – это они.
– Как? – Наконец растерянно проговорил Изотер. – Откуда?..
– … Я думаю. Мы ни разу не слышали их со дня бегства. Не слышим и сейчас. Но прислушайтесь к себе. Мы стали ими еще там, на родной планете. Слышите?
Стало тихо. Страшно тихо. Тиеф догадывался о чем-то подобном. Ощущение неясной двойственности терзало его весь долгий путь. Не оставляло и теперь. За ним, за его существом, точно кто-то скрывался. В тщетной попытке он ловил одиночество, пытался ухватить, разглядеть это нечто, но когда подбирался вплотную, то обнажал только самого себя. Мысли о том, что это химера, доставляли успокоение, но на время. И с каждым следующим приступом тревоги, отделаться от чужого присутствия становилось все труднее и труднее. Возможно, это говорили в нем тени предков, неволенные могучей армадой в узкой физической обители. А быть может, блики чужого присутствия отбрасывал мудрец, растворенный в нем. Ставший им.
– Ерунда, – хрипло выдавил Изотер. Тиеф четко видел, как он пытается убедить, прежде всего, самого себя. – Без них мы не смогли бы даже оторваться от родной планеты.
– Они есть, – голос Ио был бесстрастен и пуст. Казалось, что это голос самой пустыни. – Но это мы.
Тишина вернулась. Потухший ветер лениво шуршал песком, ныл вершинами пирамид. Такой обычный и такой чужой, он доносился стоном замолчанной тоски. Монотонная свобода родных пустошей. Где она теперь? Где он, – простой Ра, – освобожденный приземленностью дел и поступков? Он здесь. Отягощен мощью, ответственностью и… свободой. Разум упрямо повторял, что это великая честь быть избранным, что ему доверено спасение древней цивилизации! Но проницательный ветер нашептывал: эта честь – притворство, если не откровенная ложь.
– Не хочешь ли ты сказать, – с расстановкой произнес Тиеф. – Что мудрецы спасали не Ра, а себя?
Ио молчал, а взгляды прочих избранных сошлись на нем в таком напряжении, будто он доподлинно знал ответ.
– Нет, – наконец ответил он и долго посмотрел на линию горизонта. – Я – мудрец. Как я могу обвинять себя в подобной низости?
Ио засмеялся. Тиеф впервые видел, чтобы кто-то из избранных позволял себе веселье. Одинокий смех шипел над песками долго, безбрежно и оборвался столь же внезапно, сколь и возник. Ио глубоко выдохнул, осунулся и прежним бесцветным тоном проговорил:
– Мы отдали себя взамен спасения, но сами же и погибли. Мудрецы, горстка Ра… Они, возможно, спасены, но мы – вряд ли. Мы, – Ио горько усмехнулся. – Кто мы теперь? Отражение предков? Длани мудрецов? Кто?
Никто, даже Изотер, не возразили ему. Избранные в смущении изучали песок под ногами, переминались с хвоста на ноги и мучительно искали способ покинуть деликатную тему. Но подходящих слов не находилось. Мысли, какие были сейчас в голове, навязчиво тянулись к звенящей тревогой идее. Кто они теперь? Обычные Ра, чье сознание измучено волей мудрецов? Или мудрецы, отягощенные личинами напуганных Ра? Странно, но граница между великими предками и мудрецами стерлась окончательно. Теперь памятный спор с Монтерсом, относительно их схожести, представлялся бессодержательным и заведомо решенным. Сейчас Тиеф был почти уверен, что не было никаких предков. Был лишь мудрец, являющий избранным облики сплавленных в нем жизней.
– И все же, – Вимерис первым нарушил затянувшее молчание, выдержал паузу и продолжил. – У нас нет оснований отступать. Пускай мы стали мудрецами. Но это не означает, что нужно и дальше предавать Ра. Лично мне просто жаль их. Еще больше чем себя. Тем более, нам все равно нечем заняться, кроме как приглядывать за ними.
– Есть, – хором ответили Шорти и Веллан. – Мы хотели бы исследовать планету.
Тиефа откровенно раздражали манеры этих двоих. Они все время где-то пропадали, а если появлялись, то исключительно вместе. Их движения и слова полностью копировали друг друга, точно один являлся отражением другого. Для чего было нужно вести себя подобным образом, Тиеф не знал, но и не спрашивал. Хватало собственных шершавых мыслей.
Инициативе никто не возразил, тем более что пара редко присутствовала на собраниях, а еще реже участвовала в разговорах. Получив всеобщее благоволение, они тут же испарились, видимо, исполнять задуманное. Прочие избранные разбрелись по своим пирамидам, не сказав больше ни слова.
* * *
Тянулся восьмой день их пребывания на новом месте. За этот небольшой срок Ра проявили удивительные способности к адаптации. Теперь даже самые неповоротливые из них свободно разгуливали по пескам, сытно дышали и благодушно щурились на высокое солнце. Складывалось впечатление, будто Ра не прилетели с другой планеты, а жили тут всегда…
За время межпланетного перелета светоулавливатели Ра посерели и одрябли, но теперь вновь наливались сочной зеленью, да такой, которой Тиеф прежде не видел. Сам он, вместе с остальными избранными, облика не изменил. Они блуждали среди прежних сородичей выцветшими тенями, хотя были способны выглядеть совершенно иначе. При желании они могли принять форму гигантских исполинов, легко ворочающих громадины пирамид. А могли расщепить сущность мудреца в тысячи личин, сохраняющих разум носителя. Однако поводов к подобным метаморфозам пока не возникало.
Окрестные барханы если и представляли угрозу, то призрачную, как местные миражи. Немногочисленная живность, что собиралась ночью у свежего источника влаги, не тревожила беженцев свои обликом, поскольку Ра отправлялись на покой раньше и не видели их. Зато Тиеф пристрастился к ночным бдениям. Со смешанным чувством покоя и тревоги, он выбирался в ночной простор и наблюдал за диковинной жизнью.
Принципиальное отличие местной фауны заключалось в способе получения энергии. Если для Ра единственным источником были воздух, вода и солнечный свет, то для живоглотов, – так для себя нарек Тиеф местную жизнь – основным поставщиком энергии являлись другие живые организмы. Чешуйчатые ползуны поедали прыгающих лохматиков, лохматики – мелких многоножек. Чем питались многоножки – оставалось загадкой, но, Тиеф был уверен, что и они как-то вписывались в здешнюю пищевую круговерть.
Но встречались и организмы, усваивающие энергию солнца. Растения, какие раньше были и на их родной планете и от которых, согласно преданию архисториков, произошли Ра. Чахлые и невзрачные они служили пищей для некоторых живоглотов, встречались редко и всеми силами тянулись к воде. Вероятно, что в других областях планеты, где влаги имелось больше, растения могли доминировать.
Глядя на многообразие жизни и размышляя о той ее части, которую Тиеф не видел, невольно возникали мысли о разумных созданиях. В том, что они есть, Тиеф не сомневался, ведь даже в их суровом мире зародилась цивилизация, протянувшая не одну тысячу лет. Интересовало насколько популяция разумных преуспела в своем развитии и от какого вида она произошла.
Восседая на вершине пирамиды, Тиеф глядел на копошащихся у водоема созданий и размышлял об их предназначении. Наверняка, любой живой организм появлялся с единственной целью: преуспеть в своем развитии настолько, чтобы однажды воссиять искрой разума. Чем разнообразнее жизнь, тем больше шансов зарождения интеллекта. Именно разум – краеугольный камень любого развития жизни, ее цель, но и ее же погибель. Обретшие однажды сознание выпадают из общего лона, превращаются в отщепенцев и врагов всего живого. Так было с Ра. И нет причин полагать, что где-то может быть иначе. Ведь космос един.
Впрочем, размышления Тиефа отталкивались от тех знаний, которыми он располагал. Познания, хоть и обширные, но не абсолютные – могли привести к неверным выводам. Но он не заострял внимания на извлечении пользы. Тиеф размышлял для себя. Ему было интересно думать о вещах, недоступных прежнему пониманию.
А еще он завидовал Шорти и Веллану, которые отправились исследовать планету. За восемь дней их отсутствия, здесь ничего не произошло, а вот они наверняка столкнулись с массой интересных вещей. То, что с ними могла случиться беда, Тиеф в размышления не брал. Что может случиться с избранными? Правда, они ни разу не вышли на связь… Но ведь даже будучи рядом, они почти всегда молчали.
Странными все-таки были эти двое. Если не подозрительными. Иногда казалось, что это один избранный, для чего-то расщепивший себя надвое. А иногда, – что это вовсе не избранный, а нечто иное. Абсолютная изоляция собственного я, скрывающее сознание от других избранных и не вступающее в контакт с ними. В минуты тягостных раздумий, когда мысли окрашивались в тона рокового заката, Тиефу мерещилось, что они враги и истинные хозяева положения. Именно они стали виновниками гибели родной планеты, а теперь, переместившись на новую землю, сгущают ожесточение здесь. Всякий раз, выныривая из душного мрака таких размышлений, Тиеф чурался признавать доводы вескими и сколько-нибудь оправданными. Позже его терзали угрызения за излишнюю подозрительность, он натужно разубеждал себя и старался больше не думать о противоречивой двоице.
Девятый день, а точнее утро, ознаменовалось приятным сюрпризом. Один из подопечных Изотера сбросил в песок первый сеянец, о чем избранный и сообщил ближним:
– Это может означать, что мы избежим вырождения, и новые Ра будут появляться!
– Ничего это не означает, – скептически тряхнул дышалом Монтерс. – Сеянец может не взойти. Вот когда он проклюнется и из песка выйдет новый Ра, тогда я соглашусь с тобой.
– Ты не уверишься, даже когда это произойдет, – усмехнулся в ответ Изотер. Он был доволен обнаружением сеянца настолько, что колкость товарища его не задела. – Подождем еще немного. Я уверен именно так и будет.
– Возможно, – не унимался Монтерс. – Только у меня есть все основания полагать, что проклюнутся не Ра, а нечто иное. Во-первых, песок по химическому составу несколько другой, во-вторых, воздух не так богат окисью углерода, в третьих тяготение мощнее привычного. Наконец, в четвертых и в главных. Чем они будут наполняться? Где им капли брать-то? Капли остались там, на родине. А без них это будут не Ра, а вечные пустышки. Или…
Монтерс замолчал, решая продолжать ему или остановиться, пока воодушевление собратьев не истлело окончательно.
– Или? – Подтолкнул его Тиеф, догадываясь о чем сейчас пойдет речь.
– Или взойдут совсем не Ра. Мы такие какие есть благодаря каплям, тому следу, который оставляют они, проходя сквозь сознание. Эти крупицы Всеобщего мудреца формируют сознание Ра, наполняют пустую материю разумом. Ведь Ра становиться Ра только тогда, когда осознает себя в себе. Но, если крупиц Всеобщего нет, если пустыня пуста?
– До катастрофы, расколовшей Всеобщего, наши предки рождались уже исполненный сознанием. ¬– Изотер, точно знал, в какую сторону подует ветер, и сразу нашел что ответить. – Доля Всеобщего циркулировала в Ра с момента рождения и до самой смерти. Они отдавали накопленное жизнью лишь с исходом.
– Так было, – тускло выдохнул Ио. – Но здесь – не там. Если здесь и существует… Аналог Всеобщего, то он иной. А значит, Ра не будут такими как раньше. Внешне они не изменятся, но ментально…
Он постучал когтем по голове и смолк, отвернулся, точно не говорил ничего. Постояв немного в отрешенной задумчивости, Ио обернулся:
– Эта планета обрела себя, я полагаю. И если это так, то у нас будут некоторые трудности с возрождением Ра.
– Но ведь это все только предположения! – Вспылил Изотер. – Хватит уже множить гипотезы одну нелепее другой! Монтерс! Ведь ты говорил, что Ра погибнут? Говорил?! Ну и что стало с ними? Посмотри!
Влекомые призывом, избранные посмотрели вниз на песок, где блуждали Ра. С высоты пирамид они походили на несуразных букашек, медлительных, беспомощных и едва живых. Тиеф лишний раз ощутил, какая пропасть разделяла их сейчас.
– Все, я так больше не могу, – Вимерис шумно выдохнул, подобрался и скакнул с вершины пирамиды, где они уединялись. Он приземлился, взметнув облако песка, и направился прямиком к Ра. Отягощенные беженцы замерли на мгновение, но потом медленно потянулись к нему навстречу.
– Что он делает? – Спросил Изотер и растерянно обвел взглядом избранных.
– Возвращает потерянную связь, – догадался Тиеф. – Только…
– Только уже поздно, – прошелестел Ио и повторил стремительный маневр Вимериса. Вслед за ним снизошли Монтерс и Изотер. Тиеф остался в одиночестве. Невидимая плеть тоски сдавила горло. Хотелось упасть на колени, зарыться дышалом в песок, да так и закончить. Хотелось умереть, но выжить, очнутся в кромешном забытье, кануть в неведение, которое осталось там, на теперь уже далекой красной планете.
Тиеф медленно опустился и сел на сложенный хвост, прикрыл глаза. Веки, точно каменные глыбы, заточили его внутри. Завывания ветра, обжигающие прикосновения лучей близкого солнца, заскорузлость членов – все осталось снаружи. Сонм архисториков притих, оставив за себя громаду могущества. Она ворочалась, вздыхала сильным зверем, то ли засыпающим, то ли пробуждающимся от спячки. Тиеф чувствовал, что зверя нужно разбудить, но для чего – не знал, а потому продолжал бездействовать.
Вдруг он почувствовал, как пространство на мгновение всколыхнулось. Он открыл глаза и увидел перед собой Шорти и Веллана. Они низко склонились над ним и молчали. Тиеф перевел взгляд с одного на другого, не дождался реакции и стал медленно подниматься. Вслед за ним выпрямились и возвращенцы.
– Мы видели их, – наконец произнесли они, но не хором, как раньше, а в разнобой.
– Кого?
– Мы видели пришельцев. Они далеко на юго-западе в прозрачной сфере у большой воды. Их много и они опасны.
– Пришельцы? Постойте, это не…
– Они виновны в гибели нашей планеты, – перебила его двоица. – Их нужно уничтожить, уничтожить. Или они уничтожат, уничтожат нас.
Добавлено (через 34 сек.):
Tat 4
Океан представал безликой громадой. Слитый у горизонта в световую аллюзию, он оживал по мере приближения и умирал на жертвенном камне холодного берега. Бесконечный вдали и бренный у ног, он словно напоминал о том, что всему приходит конец.
Сейвен провожал взглядом разбивающие о высокий утес волны, слушал приглушенный рокот и вспоминал зеленоватые гребни океана Вербарии. Холодные брызги оседали на лице соленой расой. «А у нас океан был пресным…»
Пора было уходить, но притягательная мятежность воды все не отпускала его. Сейвен прикрыл глаза и глубоко вздохнул. От вздоха в голове закружилось. Избыток кислорода в атмосфере превращал воздух в гремучую смесь и вербарианцам, привыкшим дышать полной грудью, приходилось вдыхать редко и неглубоко. Енисей говорил, что это нормально и что скоро все привыкнут. Но, откровенно говоря, привыкать не хотелось. Хотелось вернуть потерянное, повернуть время вспять, но… Увы.
Космический полет вскрыл для Сейвена бесполезность земных сует. Его мечты и желания, вся его жизнь теперь казалась пустотой, вакуумом за бортом космического сеянца. Да и в целом планета больше не виделась огромным миром. Гибель и обретение терялись в пучине космоса, а все значимое невольно меркло в серую нелепицу.
Над головой закрякало крылатое создание. Сейвен задрал голову и увидел стаю летающих существ. Черно-белые, блестящие в лучах огромного солнца они летели вдоль берега и вскоре затерлись на фоне светлеющего неба.
Труднее всего было привыкать не к тяжести воздуха или чрезмерной гравитации, а к цвету неба, которое напоминало родное лишь в предрассветные часы. День же раскалялся практически добела и, если не набегали тучки, приходилось надевать солнцезащитные очки. Они и сейчас лежали в кармане куртки, дожидаясь своего часа. Но если близость солнца досаждала Сейвену вяще прочего, то посеребренные ночи понравились ему сразу. Свет громадной луны наполнял мир забытой сказкой, которой так не хватало на Вербарии.
Сейвен подавил очередной глубокий вздох, поднялся и зашагал прочь от насиженного места. Но не вглубь континента к куполу, где его наверняка уже заждались, а вдоль утеса, вслед за крылатыми созданиями. Енисей окрестил их птицами. Психобот вообще был склонен все упорядочивать и классифицировать. Подсчетом диковинок этой планеты и присваиванию им имен занялся именно он и не без успеха. Его каталог ширился с каждым днем, а новые слова приживались на удивление легко и быстро.
Путь преградил каменный навал, карабкаться по которому не было ни желания, ни надобности. Сейвен бездумно осмотрел преграду, покосился на бушующий далеко внизу океан, повернулся и сел прямо на траву спиной к воде. Вдали путеводной яркостью сверкал купол, а за ним черной стеной высился бор, в который они должны были углубиться еще час назад. «Интересно, меня дождались?»
Несмотря на громадные размеры планеты, найти пристанище сразу не удалось. Изначальная посадка доказала наличие разумной жизни. В ту ночь они нарушили покой уединенного горного озера, где повстречали одного из местных жителей. Низкорослый, косматый, но уже разбирающийся в рыбной ловле и умело орудующий веслом. Пусть его интеллект и не отличался остротой, но огонек разума в нем горел уверенно и ровно. По словам древних через несколько тысяч лет туземцы могут превзойти умом вербарианцев. «Если им никто не помешает».
Чтобы не вмешиваться в ход эволюции, решили отыскать другое место. И вот теперь они окапались здесь, на берегу одного из самых больших континентов с высокими и крутыми берегами. Крайтеру не составило труда вынуть тысячи тонн грунта, чтобы аккуратно посадить купол в образовавшееся ложе. Общий вид теперь напоминал тот, который запомнился на острове Бредби: луг, поросший густой зеленью, холмы, неподалеку лес… Но при ближайшем рассмотрении, все сходство рассыпалось на неприятные детали и реальность вновь кричала о самообмане.
Вообще на этой планете можно было жить. Особенно под сводом купола, где сохранился уголок прежнего мира. Нормальный воздух, привычное тяготение и даже солнце не так сильно докучало близким соседством. И конечно те, с кем он спасся. В большей степени именно живые люди хранили Вербарию. Не стекло купола или воссозданные под ним условия, а чувства и переживания тех, чей общий дом обернулся воспоминанием.
Сейвен помнил и слова Диз, о том, что пока жива гениза Вербарии, жив и ее народ. Но предчувствие, высказанное утешением в мрачное время, подтвердилось рассказами древних. Троица поведала о генизе, как о действительном конгломерате ментальностей, сохраняющих в общности личное. Чувства, воспоминания – все хранилось там, на теперь мертвой, вывернутой наизнанку планете. По словам древних гениза – результат эволюции разумной жизни за десятки тысяч лет. Эволюции не спонтанной, а тщательно спланированной Атодомель и претворенной древними. Первый выступал не только творцом разума, но и жизни вообще. Под его руководством на нескольких планетах солнечной системы были запущены генераторы жизни. Древние не знали как происходил процесс создания на других планетах, но свою работу они помнили хорошо.
Центром стала выбранная вакуумом полость в дальнейшем наполненная генизой. Занятие древних заключалось в сплетении биоэфирной сети, заключившей бы всю планету. Сотни лет они сновали над мертвым ликом Вербарии живительными челноками и, когда покров был закончен, Атодомель высек искру. Так появились простейшие организмы, которые устремились к развитию. С годами биоэфирная сеть опустилась в земную твердь, упрочилась и приняла ту форму, в какой ее обнаружили Крайтер с Разиель. Сеть больше не участвовала в генерации жизни, а лишь ускоряла развитие, дожидаясь появления разума. Древние подчеркивали важность того, что Атодомель не вмешивался в ход эволюции, а лишь ускорял его. Раса первых сеяла жизнь по всему космосу, преследуя непостижимую цель: достичь абсолютного знания. Вызревшая разумная раса естественным образом наполняла генизу до тех пор, пока не уничтожала сама себя. Первые вмешивались в ход поглощения только в исключительных случаях, когда находили в цивилизации нечто редкостное. Так случилось и с Вербарией, однако чем отличились вербарианцы – древние не знали.
Атодомель намеревался открыть врата в свой мир, используя энергию солнца. Именно из ядра светила, как утверждали древние, они и шагнули в эту систему. Но все пошло не так. Вместо того чтобы пронзить солнце, гениза потеряла импульс и рухнула на истерзанную планету. Вербария, а вернее то, что от нее осталось, сместилась с орбиты и поплыла вглубь системы. По пути она едва не столкнулась с красной планетой, но чудом разминулась, изломила очередной раз траекторию и оказалась в близком плену у солнца.
Ночи, лишенные сна, ввергали Сейвен в пучину тягостных раздумий. Он никому не говорил о своих мыслях, а днем – старался не вспоминать о них, будто кто-то мог подслушать и упрекнуть его. Иногда казалось, будто его идея – единственное свидетельство жизни, то последнее, что еще сдерживает безумие. «Или наоборот?» Сейвен ощущал двойственность, расщепляющую его на день и ночь. Ночью он мечтал о наступлении утра, чтобы отделаться от своих дум, а днем… Ждал заката.
Он хотел вернуться. Хотел погрузиться в генизу, как в Вечность Кетсуи-Мо, и все исправить… Сейвен совершенно не знал, как он это сделает, как доберется до раскаленной планеты, как отыщет генизу и проникнет внутрь. Но с каждой лунной ночью безрассудность идеи обращалась жгучей необходимостью. «Это единственный выход». Но помимо чувства вины за гибель мира им двигало еще кое-что. Айро. Твердая уверенность, что девочка там и ждет его – доводила до исступления. Мгла раздумий особенно сгущалась ночью, когда все уходили в туман грез, а он оставался на поверхности. Вот тогда-то сокрушительной массой и наваливалось одиночество. Даже мирное посапывание Диз не служило доказательством обратному – он оставался один и в одиночку возвращался к луне.
Как бы ни пытался Сейвен оставить все тревоги ночи – они часто выбирались вслед за ним. А когда это случалось, тоска не уходила с пробуждением Диз. Тогда ее улыбка и первые в новом дню слова блестели отражением льда. Этот холод изводил его не меньше размышлений о Вербарии или Айро. Он боялся, что однажды ночные переживания возобладают и навсегда переберутся в ту часть его существа, где им не место.
Его заметили и теперь махали руками, привлекая внимание. Издали, да еще и в блеске солнца распознать маякующих не удавалось. «Хватит. Натягивай улыбку и иди к ним». Сейвен поднялся, рассеянно оглядел траву вокруг, будто обронил что-то, не найдя, долго оглянулся на океан, вздохнул украдкой и рассеяно побрел прочь.
* * *
Крайтер держал в руках два запала: один свой, один Сейвена.
– На-ка, – он протянул товарищу оружие и недовольно выговорил: – Ты бы не ходил гулять безоружный. Да и вообще не ходил бы никуда один. А то шатаешься ночами, где попало. Ищи тебя потом.
– Ты мне не наставник, так что бросай поучать, – Сейвен взял оружие и придирчиво осмотрел ствол. – Грязный он. Я из такого стрелять не буду.
– Сам виноват, что перестал следить, – в ответ пожал плечами Крайтер. – Хотя патронов все равно нету.
– Тогда зачем ты его вообще взял?
– Увидишь, – загадочно улыбнулся Крайтер и посмотрел на поджидающих рядом Зака и Моргота. – Сучья рубить пойдем. Пойдем?
– Куда?
– В лес, конечно, – рассмеялся он и, не дожидаясь прочих, направился в чащу.
С того дня, как они выбрали себе место, Крайтер ни разу не обращался к креатуре. Вся его космическая мощь как будто оказалась позабыта и заброшена. В принципе он мог в одиночку за час или два прочесать всю округу, но настойчиво уклонялся от подобных занятий. «Стесняется что ли?» Крайтер никогда не рассказывал о своем единении с креатурой, хотя времени в ней провел массу. Почти сорок дней он циркулировал в оболочке купола, оберегая мятежный побег на другую землю. Отвлекись он на минуту – все могло закончиться плачевно... Сейвен опасался, что вал ментальностей сомнет и переиначит Крайтера и тот, захлебнувшись чужими мыслями, уже не вернется. Схожие опасения беспокоили и Разиель с которой однажды у них случился откровенный разговор. Она полагала, что Крайтер, даже если и сохранит себя, предпочтет остаться внутри купола, стать его ментальностью. Страх оказаться забытой возлюбленным сводил ее с ума. И хотя опасения не имели оснований, они изводили Разиель тем сильнее, чем ближе становилась Земля. Но, как оказалось, все опасения были напрасными.
– Вот, кажется то, что мы искали, – задумчиво проговорил Крайтер, когда они выбрались на обширную поляну. Невысокая трава, два-три рослых кустарника, синие огоньки каких-то цветов…
– Ну и чего здесь? Мы ведь поесть ищем, а тут, – Зак отер рукавом вспотевший лоб и оглянулся на Моргота. – А тут что?
Моргот скривился и молча пожал плечами.
– Сейв, а ну-ка пойдем, – Крайтер пихнул Сейвена локтем в бок и устремился в центр поляны. – Давай-давай.
– Чего тебе опять? – Сейвен не сдвинулся с места. – Дури’шь снова?
Крайтер остановился.
– Так. Если не хочешь по-хорошему, буду как обычно, – он круто развернулся и запал хищно оскалился в его руках. – Защищайся, мышонок.
Первый выпад Сейвен пропустил, слегка отклонившись в стону, а вот второй уже встретил металлическим звоном. Крайтер отступил, выждал немного и вновь бросился в атаку.
– Да что же это он!? – Заголосил было Зак, но Моргот придержал его за локоть.
– Не вмешивайся, – вполголоса пояснил он. – Крайтер все правильно делает.
Редкие вскрики, но все больше звон тормошили лесную тишину. Медленно, но верно Крайтер выманил Сейвена в центр поляны и теперь они вдвоем блистали в косых лучах восходящего солнца. Впрочем, спонтанная дуэль не продлилась долго: Кайтер вдруг поднял руки, призывая противника остановиться.
– Жарко, – пояснил он и, выбрав подходящий сук, повесил на него свой белый плащ.
Сейвен ухмыльнулся и тоже скинул куртку. Его захлестнуло чувство, будто он все время до этого проводил во сне и только теперь, сразившись с Крайтером, начинает пробуждаться. От былой апатии не осталось и следа. Он вздохнул поглубже, но не ощутил прежнего головокружения. Наоборот, тело словно наполнил живительный нектар, предавший телу гибкости и силы, а уму остроты и ясности.
– Продолжим? – Не без азарта в голосе предложил Сейвен. – Я только как следует размялся.
– А как же! – Расплылся в улыбке Крайтер. – Я ведь говорил, это именно то, что нам нужно.
С каждым взмахом дышалось легче, каждый новый вздох был глубже предыдущего. Они восполняли недостаток кислорода не частотой, а глубиной дыхания, но тяготение планеты давало знать и усталость навалилась раньше, чем они ждали. Тело, отяжелевшее, напряженное от стремительного боя, словно заключало в себя чужое дыхание. Уставшие, но не выдохшиеся, они бросили дуэль.
¬¬¬¬¬¬¬¬¬¬¬¬¬¬¬¬¬¬¬¬¬¬¬¬¬¬¬¬¬¬¬¬¬¬¬– Надо будет как-то повторить, – сдержанно, но с дрожью в голосе проговорил Крайтер.
Они перебрались в хвойную тень и остывали после боя. Сейвен стоял, прислонившись спиной к шершавому стволу, и поглядывал на боевого товарища, рассевшегося прямо на влажной лесной подстилке. Похоже, он устал больше Сейвена, и это было странно. «Всемогущий репликант, почти что первый и устал?»
– Крайтер, а вот скажи, – Сейвен замешкался, подбирая слова для вопроса, который давно обдумывал, но так еще и не задал. – Почему ты больше не пользуешься креатурой? С ее помощью все было бы гораздо проще.
Легкая тень омрачила лицо Крайтера, а в его глазах мелькнуло не то тревога, не то раздражение…
¬ – Почему-почему, – наконец недовольно пробурчал он и опустил взгляд в землю. – Много будешь знать, голова по ушам лопнет. Ясно? Надоела она мне. Хочу побыть обычным человеком.
Слова и тон, которым они были произнесены, ясно давали понять, что тема закрыта. Но Сейвен не сдавался.
– Неудачное для этого время выбрал. Тем более ты перестал быть обычным еще на Вербарии.
– Кто бы говорил, – огрызнулся он. – Не спит уже… Сколько? Ночами все блукает где-то. Ты о Диз подумал? Что она чувствует, когда просыпается ночью, а тебя рядом нет?
– Если бы я мог как-то на это повлиять, – Сейвен безразлично пожал плечами, хотя внутренне весь содрогнулся от негодования. Крайтер как всегда бил метко и беспощадно. – А вот ты можешь, но не хочешь.
– Да, не хочу. И поверь, Сейв, на то есть свои причины.
– А ты можешь вернуть сны? – В то время как Моргот бродил по поляне что-то выискивая, Зак, с интересом прислушивающийся к разговору и не преминул напомнить о себе. – У меня не было ни одного сновидения с тех пор как мы… Ну, как мы сбежали.
– Ни у тебя одного, – усмехнулся Крайтер и Сейвен заметил, как тот обрадовался смене темы разговора. – Сны ведь это не просто картинки в голове, это отражение генизы. А раз ее нет, то и отражения тоже.
– Но древние ведь говорили, что у Земли есть своя гениза…
– Да, есть, только она чужая. Точнее это мы чужды ей и поэтому спим под защитой купола. Но, ты сильно не расстраивайся. Я уверен, что для нас там нет ничего интересного. Ну что? Двинули дальше?
В радиусе километра от купола местность изучили основательно. На первый взгляд казалось странным, что встречающаяся жизнь практически не отличалась от той, которая сгинула вместе с Вербарией. Правда изыскания Енисея ниспровергли странности до уровня закономерностей, ведь природа отличалась деталями, пусть и наложившими отпечаток на вариативность. Даже представители местного разума выглядели как вербарианцы. Да, они были ниже, их кости шире, а легкие меньше, но в остальном туземцы больше ничем не отличались. Чем действительно могла похвастаться местная фауна, так это птицами. Воздух на Земле был гуще и плотнее, что и предопределило возникновение крылатых созданий.
Еще одна особенность, которая не наблюдалась на родине – живоедение среди разумных. На Вербарии тоже водились хищники, но сами вербаранцы не употребляли в пищу убитых животных. В среде землян этот процесс имел первостепенное значение. Енисей утверждал, что энергия солнца, усвоенная растениями и накопленная животными низшего звена, стала для туземцев отличной альтернативой растительной пище. Произошло это не просто так, а в результате внезапной труднодоступности привычного рациона, когда разум встал перед выбором: либо погибнуть, либо приспособиться.
Осторожные предложения перейти к новому рациону уже возникали. Главный посул заключался в том, что для преодоления непростых условий планеты, переселенцам требовалось больше энергии, а в известной растительности ее катастрофически недоставало. По этому поводу больше прочих сокрушался Дейт Сауро. Он сетовал, что окажись на месте купола Бредби его купол, то проблем с пропитание могло и не быть, вовсе… За время долгого перелета, запасы провианта иссякли, а восполнить их было неоткуда, ведь купол хоть и был зелен и свеж, но скуден на съедобную растительность.
Одна лишь мысль о поедании убитых животных вызывала у Сейвена отвращение. В своих оценках он был далеко не одинок и поэтому вербарианцы искали другой выход. Но пока безрезультатно. «И чего можно набить в хвойном лесу кроме шишек?». А были еще ягоды и грибы. Какие-то ядовитые, какие-то вполне пригодные в пищу. Только их количество оставляло желать лучшего. Каждый день они совершали вылазки в окрестный лес, набирали неизвестных плодов и возвращались с образцами в купол, где премудрый Енисей подвергал их тщательному анализу.
Возможно, где-то в другой области планеты растительная пища была богаче и разнообразнее, но они обосновались здесь и, по всей видимости, перемещаться больше не собирались. Помимо изолированности, выбранный континент отличался прохладным климатом. Хотя вербарианцам и на нем было жарковато. «Будь Крайтер сговорчивее, или начальники не такие опасливые, то можно было бы поискать местечко и получше».
На полянке ничего кроме разнотравия Моргот не обнаружил, и поисковой отряд отправился вглубь леса. Метки на стволах деревьев указывали на то, что территорию уже успели изучить. В первые дни энтузиазм первооткрывателей казался неиссякаем, но очень скоро все приуныли. Хвойный лес не радовал пропитанием, а если удавалось что-то найти, то это оказывалось, либо несъедобным, либо в количествах, неспособных прокормить несколько сотен ртов. Вербарианцы уже пытались культивировать привезенную с собой растительность, но местная почва оказалась для этого малопригодной. Что-то удавалось взрастить под сводом купола, но то были жалкие крохи.
Глухой рокот океана затерялся в дебрях, поник. Торжественное молчание леса кружило голову высотой. Казалось, что шорохи, редкие перестуки невидимой птицы, ее вскрики, свист ветра – слагали дыхание леса. Тихое, прерывистое и тягучее как вечность. Только хрустящая поступь отряда вторгалась в эту покойную жизнь, вспугивая и притесняя ее. «Разум сам по себе обособлен. Он противоестественен природе. А тем более разум, рожденный другим миром». Сейвен задрал голову, но неба не увидел. Голубая, уже солнечная, даль терялась за макушками сосен. Громадные стволы высились стройными колоссами, расцветающими колючей зеленью лишь в вышине.
– Тссс… – Моргот, шествующий первым, предостережительно поднял руку, останавливая остальных. – Смотрите.
Сейвен посмотрел в сторону и сердце замерло. Шагах в двадцати от них стояло прекрасное создание. Высокое, покрытое коричневатой шерстью с огромными ветвистыми рогами на вскинутой и обращенной в их сторону голове. Животное не боялось пришельцев, оно спокойно с любопытством разглядывало их и не собиралось уходить. «Вот он, настоящий хозяин леса. Величественный и благосклонный, как сам лес».
Краем глаза Сейвен заметил, как Моргот медленно потянулся за луком. Когда он понял, для чего, стало уже поздно: тетива звонко тренькнула и ушей коснулся короткий свист. Но выстрел был направлен не в сторону животного, а чуть левее. Сейвен перевел взгляд и увидел еще двух созданий. Но… Совершенно иных. Стрела чиркнула о ствол, отщепив кусок коры, и вспугнула рогатое животное. Внезапно появившиеся создания не шелохнулись.
Серовато-бурые, покрытые то ли задубевшей кожей, то ли корой они походили на стволы деревьев и, может поэтому, не были замечены сразу. Зато теперь изобличившись, от них невозможно было отвести взгляд. И чем дольше Сейвен глядел, тем отчетливее понимал, что они не принадлежали этому миру точно так же как и вербарианцы.
Длинные хоботы свисали почти до самой земли. От кончика носа и до кончика длинного толстого хвоста тянулся гребень пепельных косм. Они свисали вдоль коренастых тел мертвыми водорослями, отчасти скрывая худые руки имеющие то ли три, то ли четыре сустава. Толстые ноги без ступней имели коленный сгиб, но вывернутый в обратную сторону. Больше всего завораживали глаза. Даже в сумраке лесной чащи отчетливо угадывались четыре сверкающие голубизной точки. Они буравили вербарианцев и казались каплями жидкого хрусталя. «Как твердый биоэфир».
Моргот медленно потянулся за очередной стрелой, но не успел он вложить ее и прицелиться, как сверкнула ярка вспышка, раздался хлопок и в следующее мгновение Сейвен ощутил мощный толчок, опрокинувший его на землю. В голове загудело, мысли стянуло в тугой узел, отчего он на мгновение потерял себя.
Когда зрение проклюнулось сквозь ослепительную пелену, существа исчезли. Древние сосны раскачивались, словно от сиюминутного шторма, роняя сучья и осыпаясь мертвой хвоей. Сейвен поднялся, потер ушибленное плече, оглянулся. Товарищи лежали ничком. Сперва он удивился, ведь удар оказался не таким уж-то и сильным, но потом вспомнил о неприятном воздействии, стиснувшим мысли и забеспокоился. «Очнулись бы вообще».
Он проверил пульс, дыхание – все было в норме. Они точно провалились в сон и настолько глубоко, что Сейвен не мог их разбудить. Какое-то время он размышлял, дождаться ли пробуждения или идти за помощью сразу, но потом вспомнил, что у Моргота должна быть сигнальная ракета на экстренный случай. «Куда уж экстренней». Ракетница, действительно, нашлась и Сейвен, как следует прицелившись, разрядил ее в просвет неба.
Добавлено (через 35 сек.):
Tat 5
На дым и пронзительный свист ракеты подмога прибыла скоро. Тащить бесчувственные тела к куполу на закорках было тяжело и далеко, поэтому с Сейвеном осталась часть подоспевшего отряда, а часть рванула обратно за носилками. Вернулось народу побольше, в том числе Разиель с Диз. Убедившись, что никаких увечий нет, товарищей наскоро погрузили и, всё с той же поспешностью, поволокли в лазарет купола. Сейвен не стал напрашиваться в носильщики – желающих и так хватало… Вместо этого он подождал, пока вся процессия скрылась из вида, а после направился к тому месту, где стояли незнакомцы: осмотреться сразу он не успел и сейчас настало самое подходящее время.
Опасения насчет состояния товарищей как-то отошли на второй план. В Сейвене окрепла уверенность, что с ними порядок и очень скоро они проснутся. Складывалось впечатление, будто незнакомцы испугались и просто сбежали. «Оглушили, ослепили, но зачем усыплять? Перебор. Улетели ведь моментально!» Отчего друзья рухнули подкошенными снопами, а он остался в действительности – Сейвен не сомневался. Взаимосвязи с бессонницей и прочими следами пребывания Айро в его голове – говорили сами за себя.
На первый взгляд участок, где стояла улизнувшая парочка, ничем особым не выделялся. Впрочем… Сейвен присел на корточки и внимательней осмотрел примятую траву. Ее словно закрутило в спираль, а опавшая хвоя на этом участке топорщилась щеткой. Сейвен прикоснулся к иголкам и вся конструкция моментально осыпалась, будто только и ждала этого.
– Что здесь?
От неожиданности Сейвен вздрогнул. Над его плечом склонилась Диз и тоже разглядывала загадочный пятачок. «Опять я тебя не заметил…» Ночная тоска вдруг, вероломно сдавила сердце, но он волевым усилием сохранил бесстрастное выражение лица.
– Да вот, смотрю. Они стояли здесь, когда мы их увидели. Отсюда же они и пропали. И… Хм. Я не уверен, что они с этой планеты вообще. Уж больно они странные были, облик их и… Их воздействие.
– А как они выглядели?
Сейвен подробно описал их, не забыв припомнить то неприятное ощущение, которое он испытал после вспышки.
– Действительно, не отсюда, – Ее взгляд стал далеким, отстраненным. Она крепко задумалась над услышанным. – Здешняя разумная жизнь так не может. Она даже толком не познала себя, а что бы так воздействовать на разум надо… Надо. Что надо?
Она посмотрела на Сейвена, точно ожидая от него точного продолжения.
– Надо быть разумной не одну тысячу лет, – предположил Сейвен и снова обратился к оставленному пришельцами следу. – Я думаю, они были напуганы. На незнакомой земле, незнакомые создания. Да еще и враждебно настроенные.
– Враждебно… – Диз недовольно вскинула бровь. – Вы их что, поймать пытались?
– Нет. Моргот выстрели в одного. Ну, не в самого, а в дерево. Вспугнуть хотел, наверное. Вот и вспугнул.
Он зачерпнул горсть опавшей хвои, сунул ее в карман, поднялся и подошел к Диз.
– И все-таки странно. Если бы мы не остановились поглазеть на рогатое животное, то прошли бы мимо и даже не заметили их. Они как будто отвели взгляд… Хм. Я только сейчас понял, что рогатик смотрел не на нас, а на них.
– Пойдем в купол, – Диз потянула его за руку. – Жутковато здесь оставаться одним.
Возвращаясь, Сейвен обратил внимание на то, что лес затих. Ни птичьего крика, ни перестуков, треска или хруста. Казалось, даже ветер угомонился и теперь ленно перебирал макушки исполинов. Странно, но бодрость от утреннего спарринга сгинула вслед за лесным гомоном. Столкновение с незнакомцами окутало Сейвена густым туманом раздумий…
То, что неведомые создания могли посоперничать разумом с вербарианцами сомнению не подлежало. Более того, умение обращаться с пространством и материей походили на дар Крайтера. В известной степени сравнения, конечно. Цвет их многочисленных глаз бесспорно указывал на то, что внутри у существ тоже циркулировал биоэфир. «Они походили на глаза Диз, когда пользовалась своим мастерством. Только если у нее это были вспышки мгновений, то у них огонек горел с завидной стойкостью». Главный же вопрос начинался с того, вернуться ли незнакомцы, а если вернуться, то с какими намерениями?
Диз спешила. Она то и дело отрывалась от Сейвена, останавливалась и дожидалась, пока он догонит ее. В итоге, когда они выбрались на опушку, она остановилась и не сдвинулась с места, пока Сейвен не уткнулся в нее носом.
– Так, сейчас мы с тобой будем говорить, – сухой сдержанный тон, скрещенные на груди руки и взгляд исподлобья не предвещали доброй беседы. – Ты где сейчас вообще? Со мной или нет?
– Я? – Сейвен немного растерялся внезапному натиску и с удивлением обнаружил, что лес закончился, и они стоят на открытой местности под солнцем. – С тобой, вроде. Задумался.
– Нет не со мной. Сейв, ты уже давно не со мной, а где-то, где я не знаю.
– Не спал давно, просто.
Диз на мгновение смягчилась, но лишь на мгновение.
– Это не оправдывает того, что ты в последнее время холоден со мной как с посторонним человеком. Почему ты не расскажешь мне, что тебя гложет? Мы все переживаем за гибель Вербарии, нам всем здесь неуютно и плохо. Но никто ведь не замыкается в себе! Вон, Крайтер так вообще отказался от креатуры, чтобы быть ближе к Разиель! А ты? Ты только дальше становишься с каждым днем.
Выговорившись, он ослабла, плечи ее опустились, блеск в глазах сменился на блеск накатывающихся от обиды слез. Не найдя что ответить, Сейвен молча обнял ее. Сперва она противилась, но потом растаяла и ответила ему тем же.
– Диз. Я постоянно думаю. И днем, и ночью, когда вы спите. Днем я думаю как и все вы, а вот ночью… Я словно остаюсь один. Совсем один. И мои мысли больше не связаны с вами. Они возвращаются на Вербарию, возвращаются к Айро. Я думаю о том, как все исправить. Беспомощность вот что меня злит ночами. Мое бессилие. Если бы я был как Крайтер…
– Нет, не желай того, чего не знаешь. Крайтер несчастен. Он страдает от того, что больше никогда не сможет стать по-настоящему близким с Разиель. Он ведь больше не… человек. Он об этом знает. Об этом все знают. Но он держится. Старается быть как все.
– Этого я и не могу понять… Зачем он старается быть как все, когда всем он мог бы быть полезнее тем, кем он является?
Диз лукаво улыбнулась, отпустила Сейвена и они не спеша пошли в сторону купола.
– Ты и вправду ничего не понимаешь. Он любит Разиель. И готов отказаться от всего, лишь бы быть ближе к ней.
Сейвен и впрямь, ничего не мог понять. Все, включая Разиель, знали кто теперь Крайтер, тем более, пророческие слова Атодомель позже подтвердили и древние. Они сказали, что прикоснувшийся к манипулятору первого, теряет собственную волну. Отчужденный репликант приближается по своей сути к первым, но бесконечно отдаляется от своей природной сущности. На характере это никак не сказалось – Крайтер оставался все тем же ехидным острословом, каким и был. «Разиель повлияла на него и то больше, чем манипулятор». Отличие крылось в получении колоссальной мощи и утрате связей с потоком биоэфира. Иными словами после смерти Крайтер не попадал в пласт биоэфира, поскольку попадать было нечему. Вот и все отличие, не имеющее в их бренном существовании никакого значения.
Именно поэтому Сейвен не мог понять, отчего Крайтер чурается силы, могущей им помочь, и помочь очень сильно. Усугублялось непонимание тем, как его поддерживал весь купол и только он один, бродивший ночами у пропасти безумия, не мог уразуметь. Когда же он пытался донести до кого-то свои сомнения, в ответ лишь слышалось мягкое снисхождение и жалось к непонимающему простоту сути.
Меж собой переселенцы называли купол Вербарией и были недалеки от истины. Оказавшись под сводом, легко забывалось, что за ним – чужой и неизвестный мир. Знакомая с детства обстановка, знакомая флора, знакомые люди. Обитателей, конечно, купол приютил больше, чем обычно под ним помещалось, но спасшихся объединяло сильное чувство единения. Так что теснота обидной не стала.
Гомон Вербарии остался за дверью светлого лазарета. Мерное жужжание, потрескивание какого-то прибора – вот все то, что напрягало тишину. Оглушенная троица лежала на кушетках и не шевелилась. Посреди комнаты поблескивал объективами Енисей.
– Они зпят, – проскрежетал он металлическим голосом. Психобот еще в космосе смастерил себе репродуктор, так, что теперь мог свободно озвучивать свои мысли. – Зпят как дзети.
– Их можно разбудить как-то? – Диз подошла к койке Крайтера и склонилась над его лицом.
– Нзет, – Енисей тоже подошел к Крайтеру. – Их зон, как зон позле припадка. Они долзны зами прознутьзя.
Сейвен тоже навис над Крайтером и бесцеремонно пощелкал пальцами у него под ухом. Тот в ответ скривился, причмокнул губами, но глаза не открыл. Диз укоризненно глянула на него, качнула головой и выпрямилась.
– Ну, если так, то делать нам тут нечего. Пойдем, перекусим чего?
– Да, пойдем, – но прежде чем выйти из палаты, он вытряхнул содержимое кармана в бумажный листок и передал его Енисею. – Вот. Проанализируй, как время будет. Это с места где стояли эти… В общем эти.
Психобот принял сверток, чувствительным щупальцем достал одну иголку и приблизил ее к своему главному объективу.
– Лизтик голоземянного, ззз. Микрозкоп нузжен, реагенты. Я в лабораторию.
И он, в развалку направился к выходу.
* * *
В последнее время зеленые водоросли стали их основным рационом. «Как иронично. Растительность, от которой вычищали стены купола, теперь наш основной корм».
– Корм… – Сейвен намотал на вилку буро-зеленый сгусток, вздохнул и отправил его в рот. На вкус эта еда была как вареная тряпка – жесткая и безвкусная.
– Больше все равно почти ничего нет, так что не привередничай.
– Буду. До тех пор пока вы меня не услышите.
– Что?
– Да так, ничего.
– Ты ведь о Крайтере опять, верно?
Он сделал вид, что ничего не услышал. «Зачем спрашивать, когда и так ясно?»
Диз отложила вилку и отерла губы салфеткой.
– Ему решать, как поступать с креатурой. Уже достаточно одного того, что он вытащил нас всех, чтобы оставить его в покое. Ты ведь не знаешь каково ему было и как ему сейчас. Может он уже тогда хотел все бросить, но тянул, потому что мы сидели у него на шее. Оставь его в покое и, прошу, не заводи с ним больше разговоров на эту тему. Уверена, он прекрасно понимает и сам, что с силой креатуры мы устроились бы удобнее. И, уверена, он отказался от нее не просто так.
Выслушивая Диз, Сейвен кивал, якобы соглашаясь, но вдруг спросил:
– А если пришельцы вернутся с войной? Крайтер будет запалом от них отмахиваться?
Диз раздраженно забарабанила пальцами по столешнице.
– Не будем загадывать.
– Значит, ты можешь предположить, что Крайтер вернется к креатуре под угрозой нападения? А ввиду голодной смерти – нет? Ты пойми, что на этой ерунде мы долго не протянем. Мы уже истощены как…
Вдруг раздался характерный щелчок: наверху включили интерком.
– Сейвен здесь? – голос принадлежал Олафу. – Если вернулся, прошу подняться к нам наверх. Да, и всем вербарианцам. Уже, наверняка, вы слышали о происшествии в лесу. Просьба, не выдумывать лишнего, а просто сохранять бдительность. Как что узнаем подробнее, известим всех. Спасибо!
– Ну вот, сейчас я поговорю с начальством, – Сейвен решительно выбрался из-за стола. – Пойдешь со мной?
– Конечно. Одергивать должен ведь кто-то.
В кабинете протектора их поджидало трое: сам Олаф, Дейт Сауро и Дарен. Они нависли над столом, а точнее – над картой Земли, расстеленной перед ними. Вошедшая пара отвлекла их внимание.
– О, как вы быстро, – расплылся в приветливой улыбке Олаф. – Располагайтесь!
Вся компания расселась по удобным креслам напротив друг друга.
– Рассказывай, кого вы там встретили в лесу?
Сейвен терпеливо пересказал случившееся и приготовился отвечать на вопросы. Но вопросов, к удивлению, не последовало. Общественность тяжело задумалась, склонила головы и терла лбы. Через минуту или две, Дейт, наконец, сорвал молчание:
– Теперь осталось дождаться, пока проснуться другие. Может они что-то смогут добавить к твоему повествованию.
– Значит они не отсюда… – Дарен потер лицо, и устало выдохнул. – Откуда тогда?
– А не может такого быть, что на планете сформировалось две разумные жизни? Как, например, древние у нас?
– Нет.
Собрание оглянулось на дверь: в проеме едва помещался древний. Он улыбнулся безгубым ртом и, немного согнувшись, вошел в кабинет, не закрыв при этом за собой дверь. Так как имен у древних не было, вербарианцы называли их просто: старший, средний и младший. Это был старший.
– Нет, – повторил он и, не дожидаясь приглашения, опустился в свободное кресло. – На планетоиде не может развиться больше одной разумной жизни. Древние не в счет, поскольку мы не принадлежим ни одному миру. Те, кого вы видели представитель разума иной планеты.
– Которой?
– Если верить описанию Сейвена, – древний мельком глянул на того, кого назвал по имени. – То они прибыли с красной планеты. Жизнь формируется из условий и возможностей окружающей действительности. Вербария и Земля примерно схожи, поэтому и жизнь миров отличается лишь деталями. А вот Марс… Там условия совершенно иные и именно поэтому жизнь, а тем паче жизнь разумная, отличается очень сильно.
– Спасибо за разъяснение, – поблагодарил Олаф древнего. – Но все же…
– Но какой бы не была жизнь внешне, – старший как будто не услышал Олафа. – Она подчинена закону биоэфирных токов. Это означает, что мыслетворение одинаково для каждого разума.
– И это означает, что от них можно ожидать агрессии, – мрачно подытожил Дейт.
– Именно, – древний расплылся в улыбке, но то был не признак злорадства, а удовлетворение от того, что его намек поняли. – Ожидать можно чего угодно.
– Мне показалось, – медленно начал Сейвен, – что они используют энергию биоэфира не так как Диз или Разиель… А скорее как Крайтер.
– Крайтер, – древний снова расплылся в улыбке. – Ваш друг теперь ближе к создателю, чем к созданиям. И как бы умело создания не обращались с энергией жизни, они будут бесконечно далеки от создателя.
– А не могло случиться так, что эти пришельцы тоже завладели манипулятором? – Все посмотрели на Диз, а затем дружно перевели взгляды на древнего.
– В планетарной системе создатель только один, а значит – манипулятор тоже. И он у вашего друга. Вербария стала последней планетой замысла, на которой создатель остался и оставил нас.
– Тогда откуда такая сила? Отчужденные репликанты, как Айро старшая?
– Возможно, но не вероятно. Отчужденный репликант безумен, он сеет хаос и разрушение без разбора, подчиняясь лишь сильнейшему чувству, расщепившему его сущность.
– А Крайтер? – Сейвен упорно возвращал разговор в прежнее русло. – Он ведь тоже…
– Ваш друг совершенно иное дело. Он отчужден манипулятором, а значит разумен.
– А может, ему показалось? – Дарен скептически взглянул на Сейвена. – И на деле пришельцы не так уж и сильны?
– Нужны показания остальных товарищей, – повторился Дейт. – Тогда мы увидим картину целостнее. Вдруг и вправду что-то ускользнуло от взгляда.
В открытую дверь постучали – на пороге стояла Лейла.
– Не хотелось вмешиваться, но ребята проснулись. И… – она на секунду замялась. – Они говорят совсем не о том.
– Как? – Не понял Олаф. – Как не о том?
– Вам лучше спуститься, моншеры.
Через несколько минут вся компания, за исключением древнего, прошествовала в лазарет и там стала свидетелем презабавной картины. Трое мужчин сидели в белых хламидах с открытыми ртами, а Енисей ходил от одного к другому и что-то капал на языки. Жидкость, видимо, обладала неприятным вкусом и после каждой капли больные кривились и чмокали.
– Ну вот и взе, ¬– Енисей ловко закрутил колпачок и отправил его в технологический кармашек. – Монзжеры, головы не крузжаться? Дизориентзации нет? Аппетит-з? Нет? Отлично!
Он обернулся к вошедшей компании:
– Теперь они вазсжи. А з ними полный порядок.
– Что с вами произошло? – Без раскачки метнул главный вопрос Дейт. – Крайтер?
– Ну, шли мы через лесок, искали чего съестного. До этого неплохо так размялись с Сейвеном на полянке, а Сейв? Хе-хе… Ну вот. Только начали углубляться в чащу, даже не успели покинуть обхоженную зону, как на нас налетела рогатая бестия. Я видел его мельком… Крупный, очень крупный! Но не хищник. Не знаю. Возможно, мы вторглись на его территорию. Помню здоровые ветвистые рога, мощный лоб, коричневая с белым шерсть… Последнее что помню – удар и яркую вспышку. Дальше я проснулся здесь, и Енисей угостил меня какой-то блевотиной. А потом явились вы со своими расспросами. Я ответил.
– Я помню животное издалека… – Моргот насупился, усиленно припоминая случившееся. – Я видел его отчетливо, могу описать, но… Я не заметил как он успел приблизиться и атаковать. Он очень быстрый. Таких молниеносных животных мы здесь еще не встречали. Он может быть очень опасен.
– А я даже и не ранен, – Зак ощупал себя с ног до головы. – Повезло ведь! Как он нас разметал-то, а!? Сейвен, а ты почему не с нами? На дерево забраться успел что ли?
– Вот так-так… – крякнул Дейт и обернулся к Сейвену. – Слыхал? Как тебе такие пришельцы?
Сейвен почувствовал, как общее внимание сосредоточилось на нем. Подозрение, явное недоверие прикоснулось холодными мурашками, вскарабкались по спине и взъерошили волосы на затылке. Стало страшно. «Что это? Почему они ничего не помнят?!»
– Какие пришельцы? – Удивленно вытаращился Зак. – Мы что ли?
¬– Да вы-то как раз и нет, – усмехнулся Дарен и многозначительно покосился на Сейвена.
– Так, отставить умничать, – сурово приземлил его Олаф и обратился к больничной компании. – Вы, значит, лежите пока тут. Вас еще Лейла осмотрит и они с Енисеем официальное заключение выпишут. А мы удалимся, чтобы кое-что обсудить.
– Эй, я в порядке, – запротестовал было Крайтре, но его резко оборвал Дейт.
– Спокойно! Спокойно… Как только вас осмотрит Лейла, можете одеваться и идти по своим делам. А нам пора. Сейвен?
* * *
– Я считаю, что Сейвена тоже надо осмотреть, – буднично и даже равнодушно высказался Дарен. – Возможно, что на почве бессонницы его мозг начал галлюцинировать.
– Это ты перегибаешь, – примирительным тоном возразил Дейт. ¬– Да, Сейвен у нас со странностями… хм. В хорошем смысле слова, но чтобы так. Это вряд ли.
– Тем не менее, – вступил Олаф. – Чтобы исключить толки, Сейвену не мешало бы пройти обследование на вменяемость. Ты не против?
Сейвен пожал плечами. «Делайте что хотите. Я знаю, что я видел. А верить или нет – ваше дело». Они вновь обосновались в кабинете протектора, где он всегда чувствовал себя неуютно. В официальной обстановке недоверие звенело натянутой струной в пустой комнате. И эта отчетливость доводила до тихого буйства.
– Сейвен единственный видел то, что случилось на самом деле, – голос Диз был тверд и поставлен. – Судите сами: если бы пришельцы имели возможность или желание уничтожить наших, то сделали это сразу. Но они предпочли скрыться. И не просто скрыться, а запутать воспоминания всем, кто их видел. Нет ничего сверхъестественного в том, что на отряд мог напасть зверь. Воспоминания об этом как нельзя лучше объяснят инцидент. Если у них злые намерения, то это дает им преимущество – они знают о нас, а мы о них нет. Но, если они думают, что мы не подозреваем об их существовании, в то время, как нам все известно – выигрываем мы. Сейвен, благодаря своей особенности, устоял и все запомнил, так что он – наше преимущество.
«Вот так». Сейвен невольно улыбнулся. В эти минуты, он не ожидал от Диз содействия, особенно после их утреннего спора. И тем приятнее было услышать в этой насквозь скептической компании слова поддержки. «И именно от тебя…»
– Резонно, – развел руками Дарен. – Если все действительно так, то нам надо действовать и как можно скорее.
– А если конкретней? – спросил Дейт. – У тебя есть предложения?
– Самое первое – возобновить ночные караулы. Меньше выходить их купола без особой надобности, а если совершать вылазки то при максимальном вооружении и группами не меньше десяти человек.
– Это все для защиты. Есть идеи, как найти этих пришельцев? Как узнать о них больше? Сколько их, где их база, насколько серьезно они вооружены… Какие намерения у них в конце концов.
Собрание замолчало, а Сейвен все не мог понять, как до них не дойдет, что решение всего одно и оно до боли очевидно!
– Крайтер. Больше никто не сможет этого сделать.
Собрание продолжало молчать. Все как будто не слышали его или не желали замечать его реплик. Даже в сторону его не смотрели. В какое-то мгновение Сейвена кольнуло подозрение, а не сон ли это? Уж больно все инертным и неподвижным выглядело… Как вдруг:
– Да, пожалуй, Сейвен прав. – Дейт обвел всех скорбным взглядом. – Как не горестно признавать, но… Это единственный выход.
Добавлено (через 35 сек.):
Tat 6
«Горестно им». Сейвен покинул совещание в крайне раздраженном состоянии. Не угодило даже то, что остальным досталось принять его точку зрения. «Но как они это сделали. Того и гляди слезы хлынули бы в три ручья». Он спустился в одиночестве и, не дожидаясь пока створки лифта расступятся пошире, протиснулся в медленный проем и размашисто зашагал в лазарет. «Сейчас выясним, кто тут с катушек слетает».
Палата была пуста. Ослепительно-белую тишину нарушало потрескивание ультрафиолетовой лампы под потолком, да жужжание оставленного на столе вентилятора. Сперва Сейвен растерялся, не обнаружив контуженных товарищей на месте, но потом наоборот удовлетворительно хмыкнул, представив каким допросам подвергли бы они его утомленный мозг.
– Енисей? – Тихо позвал он, впрочем, не ожидая услышать ответа.
– Д-за.
Сейвен обернулся. Звенящий голос донесся из репродуктора висевшего над входной дверью.
– Я пришел за психологическим тестом. Начальники сомневаются в моей уравновешенности.
– Бззт. Дзато я нетз. Сейвен, я зейчасс дзанят. В колючках обнарузжил кое-что интерезззное. Лейла подойдзет?
– Вполне.
– Тогда озжидай.
Он уселся на высокую кушетку. Ноги едва доставали пола, отчего сидеть было крайне неудобно и через минуту он с проклятьем сполз на пол. Отступившее было раздражение возвратилось. «Если они согласились с тем, что гаврики действительно есть, зачем меня подвергать опытам?»
– Да пошло оно все! – Сейвен поднялся рывком и уже собрался уйти, как дверь открылась и вошла Лейла.
– Ты куда? – Она встала уперев руки в бока и загородила проход. – Улизнуть пытаешься? А ну-ка, снимай куртку, ботинки и ложись вот сюда.
Одно мгновение – и его раздражение скисло покорной апатией. Он разделся, лег на кушетку и закрыл глаза, хотя его об этом не просили. Сейвен не хотел видеть Лейлу, не хотел видеть вообще кого бы то ни было. Не хотел, чтобы ему пытливо заглядывали в глаза, участливо интересовались, не сильно ли сжимает обруч виски и достаточно ли он расслаблен. В груди застрял клубок из самых мерзких чувств. Отвращение и злость переплелись с тоской и страхом, искали выхода, но он сдерживался, томительно ожидая, когда начнутся простые двусмысленные вопросы… Однако Лейла молчала. Сейвен приоткрыл глаза и оторопел.
Вокруг все выцвело. Палата, как и прежде, сияла белизной, но то цветное что в ней находилось, включая Лейлу, немыслимым образом превратилось в черно-белую карикатуру. Поблекло и застыло как гипсовый слепок. Сейвен часто заморгал, растер ладонями лицо до боли в щеках, но это не помогло. Лейла, теперь похожая на карандашный рисунок, придерживала полу халата свободной рукой, а вторую продела в рукав. Сейвен был готов поклясться, что на фоне прочего двигалась только она! Но происходило это с такой невероятной медлительностью, что движение приравнивалась к статике. Он вспомнил про вентилятор и оглянулся на предметный стол. Лопасти вращались, будто погруженные в густую патоку. «Вот и выяснили, кто тут спятил».
Воздух обзавелся плотностью. Когда Сейвен встал с кушетки, он сразу почувствовал его упругое соприкосновение, как от стремительного бега, или езды на автоскоре с открытым верхом. Волосы и одежда развивались, колыхались и замирали так, словно он находился на дне бассейна с водой. Он взмахнул рукой и, вслед за быстрым движением, завихрились миниатюрные ветровороты.
За дверью лазарета мир выглядел таким же обесцвеченным, как и внутри палаты. Только оболочка купола отливалась сверкающей лазурью. Зрелище было потрясающим и Сейвен, на некоторое время позабыл о странности собственного положения, заворожено любуясь внезапным благолепием.
Лазарет ютился практически вплотную к кромке купола и Сейвен не преминул подойти ближе. Однородный на вид массив, под пристальным взглядом выглядел иначе. Миллиарды кристалликов парили в толще воды, как невесомая взвесь. Приглядевшись, Сейвен понял, что каждая песчинка вибрировала с бешеной скоростью и именно это наполняло купол хаотическим блеском, отдаленно напоминающем сияние звезд в ясную ночь. «И это даже сейчас, когда я сам двигаюсь как бешеный».
Мелькнувшее в голове определение, словно током ударило Сейвена. Он вздрогнул и отпрянул от стекла. «Не хватало застрять в этом состоянии навечно». Продолжая озираться по сторонам, он уже без возвышенных чувств, но с опаской, вернулся в лазарет. Лейла все так же безмолвно натягивала халат, а лопасти вентилятора едва ли совершили за его отсутствие два оборота. «И что теперь делать?» Не ведая, как он очутился в этом состоянии, Сейвен не знал, как из него выбраться. Он догадывался, отчего это произошло, но как именно – ума не приложил.
Лежание на кушетке ни к чему не привело. Ни через десять минут, ни через двадцать, ни через полчаса. И если бы с ним подобное случалось часто, то он, верно, заскучал бы, а так… А так тревога нарастала в нем с каждой минутой. «Может это и есть мое безумие? Мечусь сейчас по палате с мягкими стенами и вою сам с собой? Хотя…» Сейвен очередной раз оглянулся на вентилятор, красноречивее прочего указывающий на сбой в нормальном ходе течения времени. «Это я ускорился или все замерло?»
Он решил не покидать лазарет, на тот случай, если вдруг, все нормализуется столь же внезапно как и нарушилось. «Представляю удивление Лейлы, когда я испаряюсь с кушетки и оказываюсь снаружи. Хе-х, тогда чинить психику ей придется». Обманчивая беспечность помыслов не справилась со все нарастающим беспокойством. Очевидно, что причиной этого… состояния стала его бессонница. Благодаря наследию Айро им удалось сбежать из Зыбучей башни, а здесь – на Земле запомнить пришельцев. Но ведь из-за него же Атодомель вырвался на свободу и уничтожил Вербарию…
От воспоминаний о погибшем доме сердце тоскливо сжалось. Сейвен вновь сел на край кушетки, и вновь сидеть на краю оказалось неудобно. Как и до этого он спустился на пол. Одиночество, воющее в нем с тех самых дней, как они очутились здесь, теперь казалось теплой компанией. Теперь он по-настоящему остался в одиночестве. Ни друзей, ни врагов, ни пришельцев… Есть только он – цветное пятно на пустом холсте времени.
– Охх… – Сдавленно простонал Сейвен и обхватил голову руками. ¬¬– Как же так…
– Ты опять на полу? Я ведь попросила тебя лечь на кушетку!
Сейвен вытаращился на Лейлу, на весь оживший мир, точно прозревший слепец. Никогда прежде он не испытывал такого облечения, заслышав чужой голос. Мелкие звуки вокруг, шум, доносившийся через открытую дверь, палитра живого и благоухающего движением мира переполняли нутро ликованием. Он резво поднялся и, давясь идиотским смехом, выбежал из лазарета.
Вдруг все перевернулось с ног на голову. Всякое огорчение теперь казалось настолько бросовым, что вспоминая о них вызывали лишь снисходительную улыбку. Теперь даже гибель Вербарии не представала такой уж великой катастрофой. «Да, планеты нет, но ведь есть Гениза! И есть мы, а значит, можно будет найти способ как все исправить!» Глядя на внезапно расцветший мир, Сейвен подумал о Диз. Вспомнил ее глаза, улыбку, вспомнил, как они смотрела на него каждое утро, когда просыпалась, а он – нет. Вслед за будоражащим ликованием, накатило дикое желание отыскать ее, прижать к груди, расцеловать и отблагодарить за всю ее терпеливую любовь.
– Сейвен! – Одернул его грозный голосок. – А ну вернись!
* * *
Олаф куда-то ушел, Дарен – тоже и в верховном кабинете Сейвена с психоботом приветствовал только Дейт. На итоговый бланк с результатами психологических тестов он даже не взглянул, зато принялся внимательно изучать отчет Енисея об анализе некоего «волокна» обнаруженного в пригоршне хвойных иголок.
– Хм, хм… Древесное волокно, обладающие свойствами мышечной ткани. Это как понимать?
– Бззт. Сократительное волокно предззтавлено не миофибриллами, как у васз. Образзетц это фрагмент ксилемы, ззатвердзевший прокамбий высзшего порядка. Это маленькая деревянная щепочка, обладающая рядом несзвойззздвенных деревьям приззнаков. Я зже взе написал. Читайте, монзжер Дейт, дальзже.
Дейт задержался взглядом на Енисее, шевельнул бровью и продолжил читать вслух:
– Пустотелая структура клеток, составляющих сосудисто-волокнистый пучок, сокращается под действием вакуума и возвращается в исходное состояние, когда полость вновь наполняется воздухом. Клетки связаны между собой корешками нервных отростков и образуют прочные волокна, имеющие ячеистую структуру. В отличие от обычных деревьев, камбий образца, при всей своей прочности, сохраняет эластичность, что и позволяет волокнам сокращаться. Более того, цитоплазматическая оболочка клеток снабжена микроскопическими клапанными отверстиями, одни из которых плотно смыкаются при поступлении воздуха в полость, а другие – при его откачивании.
– Ризкну предполозжить, что у этих сузществ, вмезто крови по соззудам цзиркулирует воздух или, что мне казжется вероятнее, насзыщенная питательным везществом вззвезь. Этот газс заставляет их шевелитьзся и одновременно сзнабзжает питанием клетки. Но сзудить по микрозкопичеззкому фрагменту слозжно.
– А ты уверен, что это не щепочка простого дерева?
– Абсзолютно. Я сзравнивал образзец с камбием обычных деревьев. Этот принципиально иной. Он боитсзя воды, а древесзные волокна воду отлично проводят ззз. И, как я уже писал..,
– Что значит, боится воды?
– Вода сзлишком гуззтая для микроклапанной сзтруктуры клеток. Она заполняет полоззти, а отвесзтись уже не может. Клетки набухают и тело раззваливается на части.
– Вот это уже дело, – Дейт отложил листок и закинул руки за голову. – Теперь мы знаем о пришельцах действительно нечто конкретное. Может ли это быть оружием?
– Вы что же, собираетесь их из лейки поливать? – Завидев, что шутка не больно-то удалась, Сейвен поспешил добавить. – Я усматриваю в открытие нечто другое. Планета огромная и на поиски пришельцев потребуется масса времени даже Крайтеру с его креатурой. Но раз они бояться воды, то не станут ведь они селиться в океане или на реках?
– Бззт. Полагаю, что им всзячеззки противопоказан влазжный климат.
– Вот! Это позволяет сузить зоны поиска.
– М-да, толк в этом есть, – Дейт задумчиво посмотрел в потолок. – И начинать, я считаю, надо с засушливых мест. Много ли на этой плане пустынь?
– Предзостаочно, – звякнул Енисей. – Но все зже меньзже чем всего остального.
– Значит, с них и начнем.
* * *
Руководство не хотело полностью лишать купол биоэфирной защиты, но Крайтер даже спорить не стал.
– Без меня не будет никакой защиты, – отрезал он. – А раз меня не будет, то нет и смысла оставлять вам хоть что-то.
Еще он добавил, что в его отсутствии креатура скатается голубой соплей и будет плавать по оболочке как говно в аквариуме. Словом, Крайтер сильно расстроился, узнав о предстоящей ему работе. Но прежде чем извлекать креатуру, ему было дано задание переместить купол в другое место, но все на том же континенте. Этим маневром рассчитывалось запутать пришельцев, а заодно удовлетворить мольбы тех, кто уже давно мечтал сменить место на что-нибудь более хлебное.
Относительно короткий перелет обошелся без злоключений. Восточная и западная оконечности континента сильно отличались друг от друга. Первая представляла собой плоское плато, сплошь поросшее сосновыми лесами, а вот западная отличалась в пользу разнообразия, как топографического так и биологического. На западе континент крошился в архипелаг, острова становились меньше, их делалось больше… Тонкой цепочкой они уходили на юго-запад где, согласно скороспелым картам, обрывались проливом, граничащим с другим, еще более обширным континентом.
Выбор пал на самый крупный остров гряды, стоящий практически вплотную к материку. Местечко оказалось не столь крутым, с обширными песчаными пляжами и смешанным лесом. Именно в лесу, отстоящем от большой воды на добрых два-три километра, Крайтер приступил к посадке.
С интересом Сейвен наблюдал за тем, как огромная полусфера вынутой тверди медленно воспарила к небесам, роняя обломки, деревья и тонкий песок. Когда она поднялась на уровень купола, то стала крошиться на крупные глыбы, те – на куски поменьше. Перемалывание грунта продолжалось до тех пор, пока масса не стала однородной. Буро-черное месиво кипело, вспучивалось угловатыми тенями, перемалывая в холодных жерновах самое себя и угодившие в ловушку деревья с живностью. «Ведь там наверняка было какое-то зверье. Сидело себе в норе или на ветке, ничего не подозревая и вдруг ба-бах! Перестало сидеть».
Каменисто-песчанное крошево теперь напоминало плотную тучу, клубящуюся грозовым хаосом. Жутковатая масса описала круг, застыла на мгновение, и из нее вдруг хлынул тяжелый ливень. Не останавливая излияний, туча поплыла вглубь леса, тлея буквально на глазах. «А в прошлый раз он просто зашвырнул кус земли в океан. Силы пробует? Или нутро требует разнообразия?» Когда поток иссяк, купол, слегка качнувшись, начал снижаться. Кратер в земле, как и в прошлый раз, оказался ювелирно точен.
Двери распахнулись и вербарианцы с нетерпением высыпали наружу оглядеться на новом месте. Лес не сильно отличался от прежнего, правда сосны росли не столь часто, отчего их ветви становились раскидистыми и пушистыми. Встречались ели, белоствольные березы, на полянках топорщились кедровые заросли… Попадались и другие деревья, которые раньше не встречались. «Ну вот, Енисею точно будет чем заняться». От купола в лес уходила плотная грунтовая дорога, проторенная давешним «ливнем». Ходить по ней было не очень удобно, но все же гораздо лучше, чем по дикому лесному подстилу.
Энтузиазма в людских глазах явно поприбавилось. «Вот что значит – сменить обстановку. Иногда только этого и достаточно». Позабыв обо всем, они разбрелись по территории, радостно смакуя новое и с торжеством приветствуя уже знакомое. Для себя Сейваен с удовлетворением отметил, что кедровые заросли на полянках оказались обильно сдобрены крупными шишками. Пусть с орешками и приходилось колупаться, зато они были высокопитательными. «И вкусными». Особо прыткие успели покинуть наваленную Крайтером дорогу и забраться в лес. Впрочем, вернулись они достаточно быстро и сообщили, что ягод и грибов здесь росло не в пример больше, чем на прежнем месте. Факт отрадный, поскольку он отодвигал вопрос о живоедении до худших времен.
– Ну, как тебе здесь? – Диз, отставшая от прочих, только сейчас нашла Сейвена и встала рядом, не преминув взять его под локоть.
– Вроде ничего, – шевельнул он плечами, не отрываясь от созерцания широт. – По крайней мере, здесь больше съестного. И… Здесь красиво.
– Это точно.
Они наблюдали, как закатное солнце разменивает ослепительную желтизну сияния на костровые оранжевые, как оно касается макушек деревьев и те выстреливают им навстречу бесконечно далекие тени. Тени окутывали вспаханную землю черной сетью причудливых узоров, казавшихся продолжением леса, его великолепным, простым, но непостижимым художеством. Запах леса смешался с благоуханием легкого бриза и тонкой испариной земли под ногами. Казалось, точно это близкое дыхание самой планеты и, если прислушаться, то можно внять ее голосу…
На какое-то время размышления и тревоги оставили Сейвена. Ощущение покоя и умиротворения в эти минуты приоткрывали что-то сакральное для него. Казалось еще немного, еще чуть-чуть и жизнь сдернет повязку с глаз, откроет ему облик подлинного счастья, который он впредь никогда не забудет. Он узрит смысл, не помещенный обществом в материальную оболочку или придуманный седовласыми мудрецами, а данный природой каждому, по праву рождения. И он блаженно заплачет, удивляясь тому, как можно было забыть простоту и очевидность счастья... Но жизнь отдернула руку, едва в голове возникло первое воспоминание о погибшей Вербарии, и момент оказался бесследно потерян. Пришельцы, тоска по Айро, их вынужденно положение, Крайтер и его вечный долг, да и он сам с треклятой бессонницей…
От невольного вздоха в голове закружилось, а перед глазами заплясали мурашки. Он покачнулся, но удержался на ногах – его придержала Диз.
– Пойдем внутрь, – потянула она Сейвена. – Тебе нужно отдохнуть.
Внутри хозяйничал Крайтер. Выуженная из оболочки креатура вилась у него над головой бесформенным жгутом. Масса то растягивалась, то сжималась в комок, постоянно шевелились и подрагивала. Завидев вернувшуюся пару, Крайтер тотчас слепил карикатуру: Сейвен и Диз с непропорционально большими головами вприпрыжку скакали на месте, взявшись за руки. Диз улыбнулась, а Сейвен только покачал головой:
– Заняться больше нечем?
– Да так, разминаюсь. Проверяю не растворилось ли чего. Не на прогулку ведь лечу, правда?
– Ты один?
– Нет, мы вместе.
– Разиель?
– Ну а кто ж еще.
За равнодушным тоном скрывалась досада – Крайтер явно не восторгался тем, что Разиель приходилось брать с собой. Наверняка он отпирался до последнего, но, зная характер спутницы, противостояние заведомо было провальным. Сейвен не столько почувствовал расстройство товарища, сколько догадался об этом.
Безусловно, мастер биофира способен на многое, но где заканчивались ее возможности и где возможности отчужденного репликанта? Достаточно припомнить сражение Крайтера с Айро-старшей чтобы стало ясно: Разиель не сможет выдержать таких нагрузок чисто физически, пусть и под его защитой. И если так, то ему придется значительно ограничивать собственную мощь, что выльется в боевую уязвимость.
– Хочешь, я с ней поговорю?
Крайтер усмехнулся на предложение, но тут же и задумался.
– Думаешь, стоит? – Наконец ответил он с несвойственным ему колебанием. – Ведь это такая баба, если что решила, то ее соплей не перешибешь.
– Я попробую. Где она?
– У себя. Готовиться к путешествию.
– Я оставлю тебя ненадолго, – тихо обратился он к Диз. – Поговори с Крайтером, ему сейчас это тоже нужно. Я думаю, что у них с Разиель был тяжелый разговор.
– Понятия не имею о чем разговаривать с ним, ¬– зашипела она в ответ, но Сейвен прервал ее.
– Я тоже не знаю, о чем буду говорить с Разиель. Но так надо.
Сейвен застал ее за сбором вещевого мешка. Разиель уже переоделась в походный наряд и Сейвен понял, что отговорить ее теперь будет еще сложнее.
– А, это ты, – Разиель мельком улыбнулась гостю. – Проходи, не стой в дверях.
От ее улыбки Сейвена внутренне напрягся. «Еще вчера они все были готовы разорвать меня за предложения использовать креатуру, а теперь вот улыбаются».
– Ты не боишься? – Он переступил порог и облокотился о стену у двери. – Что навредишь Крайтеру?
Разиель замерла, оставила в покое мешок и подошла к Сейвену. «Зацепил. Ну что же, хорошо».
– Хочешь заставить меня сомневаться? – Она встала напротив Сейвена, скрестила руки на груди и уперлась в него тяжелым взглядом. – Мы уже все решили. Это ведь он тебя послал? Так?
– Он погибнет, защищая тебя, ты это знаешь. Он отказался от креатуры ради тебя…
– Но!..
– Послушай. Крайтер не бог и даже не первый. Он обычный ты и я, случайно подобравший оброненную силу. Я могу ошибаться, но я единственный кто видел пришельцев. Они – это не мы. Бояться знакомого это одно. Но не знать чего ждать – совершенно другое. В одиночку Крайтер сможет вырваться из любой ловушки, сделать что-то, что сможет только он. Но защищая тебя вы оба же и погибните. А если я ошибаюсь и погибнешь только ты? Что это даст ему? Боль утраты? Нет. Вину. Он будет казнить себя до самого конца, что не настоял на своем.
Лицо Разиель вздрогнуло, губы искривились, и она поспешно закусила нижнюю чуть ли не до крови, но Сейвен, хотя и видел все это, не останавливался.
– Он нечеловечески силен, но это все тот же Крайтер. Он сможет сделать многое – все для тебя, но он не сможет тебя воскресить! Не сможет забыть, что ты погибла из-за его минутной слабости. Нет, возможно, все пройдет гладко и даже более того – ты действительно поможешь ему в чем-то. Но… Если бы не эти «но»! От них нельзя отмахнуться или закрыть на них глаза. О них знаешь ты, он знает о них. Вас обоих эти «но» будут терзать постоянно, изведут до опустошения. Останься, Разиель. Я представляю, каково тебе отправлять его в неизвестность одного, я ведь тоже… Так будет лучше для обоих.
Не в силах больше смотреть, как по ее лицу текут слезы, Сейвен обнял Разиель. Она уткнулась лицом ему в плече и задрожала от беззвучного плача.
– Развяжи ему руки. Пусть он знает, что ты с нами, и что ты в безопасности.
– Хорошо, – всхлипнула она в ответ.
Когда Разиель немного успокоилась, они вернулись, но Крайтера на месте не застали. Вместо него на лавочке в гордом одиночестве сидела Диз. Она закинула руги за голову и что-то напевала, всем своим видам демонстрируя отличное расположение духа.
– Где он? – Суховато поинтересовался Сейвен.
– Улетел.
– Как улетел?
– Мы с ним поговорили немного, немного поспорили, потом он прыгнул в креатуру и велел всем кланяться на прощанье. Сказал, что через три дня вернется с результатами или без них, но вернется.
– А как же… – Совсем упавшим голосом прошептала Разиель.
Диз поднялась с места, подошла к ней и что-то прошептала на ухо. Когда она закончила, Разиель улыбнулась, обняла ее, и Сейвен услышал тихое теплое «спасибо».
Добавлено (через 31 сек.):
Tat 7
Избранные собрались в опустевшей пирамиде Шорти и с замешательством внимали рассказу. Двоица ведала в свойственной им хоровой манере, иногда срываясь в разнобой, но сосредоточенно и бесстрастно. Когда Тиеф закрывал глаза, то казалось, что это не голоса товарищей, а эхо предков, доносящееся со дна мудреца. Ощущение подмены навязчиво преследовало его, находя отражение в любых, самых незначительных мелочах. Порою, он терял нить повествования, отвлекаясь на угловатости поведения Шорти и Веллана.
– Планета большая, очень большая. На ней много воды, вы это все знаете. Мы искали что-то такое, и мы нашли это далеко. На этой планете есть своя разумная жизнь, мы нашли ее. Она первобытна, она чиста и подвержена склонениям. Разум произошел от теплых живоглотов, в них течет жидкость, как в нас течет воздух. Они зависят от воды и умирают, она вытекает из тел, если их проткнуть. Она вытекает и они умирают. Они слабы и беспомощны, они наивны и внушаемы. Они не угроза. На планете много очень много разных форм жизни и все они зависят от воды, все они состоят из нее. Есть большие и грозные животные, но они не живут в песках. В песках живут только слабые, не представляющие угрозы. Но далеко-далеко на юге, у самого полюса мы наши тех, кто представляет угрозу. Мы нашли, мы наши их. Я видел их.
Тиеф вздрогнул. Они хором сказали «я видел их», точно представляли одно цело, одного ра. Но был ли это ра? Он огляделся. Прочие избранные как будто не заметили этих, в высшей степени странных слов.
– Они похожи на местных живоглотов, они так же зависят от воды и так же протекают от ранений. Они выше любого аборигена в два раза, они светлы и разумны, разумны уже давно. Они живут в большом твердом пузыре, пузыре, пузыре. Пузырь это их мудрец и он другой. Он покорен, он нем, он безрассуден. Такой мудрец не смог бы преодолеть долготу космоса. Им кто-то управляет, но кто именно мы не знаем. Мы не нашли его, не нашли, но это важно. Мы должны знать, кто управляет им, кто несет угрозу. Или уничтожить, уничтожить всех.
– С чего вы взяли, что они несут угрозу? – Не выдержал Монтерс и прервал излияния двоицы.
– Они агрессивны. Мы наблюдали за группой в лесу, отвели им взгляд, но они все равно заметили нас и стали стрелять. Мы скрылись, но они ничего не помнят, мы подменили воспоминания.
– То есть, они пытались вас убить? Но зачем?
– Без причины, просто так.
– Может быть, они приняли вас за добычу? Они ведь чем-то питаются.
– Нет, нет. Мы наблюдали за ними. Они не живоглоты, они не трогали других существ обитающих в лесу. Они стреляли в меня, чтобы убить.
Тиефу показалось, что Монтерс тоже обратил внимание на «стреляли в меня», произнесенное хором.
– Пусть так. Но они там, далеко за океаном, а мы здесь – в пустыне.
– Думаешь для существ, преодолевших бездны космоса, пересечение океана станет трудностью? – Вступил в разговор Изотер. По его реплике сразу становилось ясно, на чьей он стороне. – Если они представляют угрозу для выживания народа Ра, то я поддержу уничтожение этих существ.
– Я не расцениваю брошенный в меня камень как очевидную угрозу, – стоял на своем Монтерс. – Они просто могли испугаться непохожих нас и расценить нас же, как прямую угрозу.
– Тем более, что ты стер им память, – с напущенным равнодушием вклинил Тиеф, намеренно употребив «ты» вместо «вы». Однако двоица никак не отреагировала на пробное слово. – Пришельцы даже не узнают про нас. Пришельцы… А откуда они пришли?
– Мы полагаем, что они с той убитой планеты, чьи останки заняли орбиту вплотную у солнца. Они с планеты, повинной в гибели нашего дома. Они повинны в гибели нашего дома и они должны, должны умереть.
– Это уже перебор! – В знак протеста Монтер вскинул дышало. – Рассуждая подобным образом можно и нас обвинить в гибели своей планеты, только потому, что мы спаслись. Я склоняюсь к мнению, что они такие же беженцы как и мы.
– Не совсем так, – Ио смотрел куда-то в сторону и говорил тише обычного. – На той планете что-то было. Что-то неясное, скрытое глубоко внутри… Что-то чрезвычайно важное. Теперь я немного знаю о ее жителях. Они здесь. Но что осталось там?
– Хватит! – Недолгое молчание решительно оборвал Изотер. – Эта дилемма слишком далека и незначительна для нас. Нет смысла гадать, что осталось на сгоревшей планете, тем более солнце испепелит то немногое что еще осталось. Я считаю, что в первую очередь надо разобраться с этими существами. И действовать нужно решительно. Кто считает, что их следует немедленно уничтожить?
Рядом с Изотером встали Шорти и Веллан, выражая согласие.
– Так значит? – Монтерс усмехнулся. – Хорошо. Кто за то, чтобы сначала все взвесить и разобраться?
Ио и Тиеф встали рядом. На прежнем месте остался только Вимерис, не проронивший за весь разговор ни слова. Он и сейчас, когда на него смотрели остальные избранные, будто не замечал происходящего, раскачивался взад-вперед и молчал. Но впечатление отрешенности было обманчивым.
– Возомнили себя вершителями судеб, да? – С отвращением произнес он, поднимаясь с хвоста. – Вы все, вчерашние ошметки мертвого, сгнившего мира, считаете себя вправе решать, кому жить, а кому нет? Дважды мертвые вмешиваются в дела живых!
Он засмеялся и от его смеха, граничащего с безумием, стало жутко.
– Напомнить, зачем мы здесь? По чьему наитию мы умерли во второй раз и притащились сюда? Где Мудрецы, я вас спрашиваю?! Где они теперь, когда народ Ра нуждается в них сильнее, чем когда либо?! А я вам отвечу. Они здесь и в их стане раздор. Я не хочу узнавать о существах чего-то больше, или уничтожать их, рискуя погибнуть в третий раз. Я здесь, чтобы присматривать за народом Ра. Этим я и займусь.
Он направился к выходу, но выйти не успел, остановил тяжелую поступь и с непередаваемой горечью добавил:
– Если бы я только мог бросить все это! – Он бессильно взмахнул руками. – Если бы я мог стать обычным ра. Если бы у нас был выбор…
И он продолжил свой путь, больше уже не останавливаясь.
Трое натрое. Они молча стояли друг напротив друга, не шевелясь и даже не вдыхая. Примирение ушло вместе с Вимерисом, а взамен появилась озлобленность на Изотера, так легко принявшего сторону двоицы. Он не был их частью, вел себя независимо и оттого вдвойне глупо. Тиеф не мог понять, как можно принять ожесточение с такой легкостью? Он был готов стереть незнакомцев, как досадное упущение, вымарать и забыть про них. Но ведь это не назойливая букашка! Это осколок древней цивилизации, спустившийся с небес ровно, как и они. Так почему не попытаться ужиться с ними на этой громадной планете?
– Мы можем никогда не встречаться с ними, – Тиеф шагнул навстречу. – Очевидных претензий нет и быть не может. Ваша агрессия мне непонятна.
– Они уничтожили свою планету, – прошипел в ответ Изотер. – Из-за них мы были вынуждены проститься с родиной, проститься с собой!
– Откуда только источается твоя уверенность? – Монтерс усмехается. – Возможно их планета погибла в следствии других причин. И они просто жертвы. Как мы.
– Их нельзя уничтожать, – продолжил уговоры Ио. – Нужно понять. Кто они, как очутились здесь, что случилось с их землей и что… Что там осталось.
Шорти и Веллан, стоявшие чуть сзади от Изотера расступились и придвинулись ближе, заключая его между собой. Избранный, оглянулся на них и лишь, приосанился, сочтя маневр жестом солидарности.
– Это слишком опасно, – проговорили они. – Мы не можем, не можем, позволить себе вольностей в отношении чужаков. Мы должны действовать едино и слаженно.
– Может быть, вы хотели сказать «Я»? – Отбросил всякую осторожность Тиеф. Его снедал едва сдерживаемый гнев. – Кто ты, Шорти-Веллан? Ты ведь знал, что кроме нас на этой планете нашли прибежища другие? Знал и именно поэтому отправился на поиски. Теперь ты их нашел и хочешь уничтожить. Зачем?
– Чтобы они не рассказали правду, – тяжелым шепотом ответил Ио. – Может быть ты виноват в гибели той планеты и всех наших бедствиях?
Шорти и Веллан молча придвигались к Изотеру все ближе, но тот как будто не замечал этого.
– Вы в своем уме?! – Разъярялся Изотер. – Они такие же избранные, как и мы с вами!
– Тогда почему они ведут себя как одно целое, а? – Монтерс раздраженно взмахнул руками. – Как ты можешь быть настолько слепым, Изотер?! Ведь эти двое совсем не те, за кого себя выдают!
Подобравшаяся плотную к Изотеру двоица вдруг схватила его за руки и поволокла к бассейну. Избранные не успели сообразить, что случилось, как они втроем с чавкающим всплеском канули в лазурную глубь. Изотер даже не вскрикнул, не воспротивился – настолько стремительно все произошло.
На какое-то время избранные словно окостенели. Они ожидали чего угодно: ругани, драки, разбитых камней, тысячелетней бури, но никак не этого. Когда же оцепенение спало, они ринулись к купели, но было уже слишком поздно: бездна мудреца поглотила троицу без остатка. Только легкое колыхание натянутой, будто бы жирной поверхности напоминало о произошедшем. Тиеф переклонился через борт купели, желая разглядеть мутное дно, но его тут же осадил Вимерис:
– Уйди. Не хватало, чтобы это и тебя утянуло.
Они еще немного постояли у купели, тщетно пытаясь высмотреть в его пучине хоть что-то.
– Что будем делать? – Поинтересовался Тиеф особо ни к кому не обращаясь и не ожидая услышать ответ. – Я… Я не знаю чего теперь ожидать.
– Надо завалить пирамиду, – предложил Ио. – Хотя я не думаю, что это сможет его удержать.
– Кто же это такой? – Задумчиво проговорил Монтерс. – У меня еще давно закрались подозрения относительно этих, двоих, когда они в космосе отгородились от всех нас.
– И почему ты молчал? – Спросил Тиеф и отодвинулся от борта купели, потеряв надежду что-то там разглядеть. – Я ведь тоже…
– И я, – перебил его Ио. – Толку делиться сомнениями. Ты ведь не мог уверенно сказать, хорошо это или плохо, правильно или нет?
Тиеф качнул головой.
– Потому и молчали. Все мы. Ждали чего-то, какого-то надрыва. И вот дождались. Если Шорти и Веллан каким-то образом слились в общий разум, то не исключено, что Изотер станет их частью.
– Не самой лучшей, надо заметить, – с беспокойством добавил Вимерис. Он нервно постукивал когтями о каменный борт и продолжал смотреть на спокойную гладь отрешенно, более ничего в ней не высматривая. – У меня нехорошее чувство. Втроем они сильнее любого из нас в отдельности.
– Надо найти Вимериса, – спохватился Тиеф, вспомнив о сбежавшем товарище. – Его нужно убедить. Он должен остаться с нами.
Уже в коридоре, когда они спешили к выходу, Тиеф почувствовала, как воздух всколыхнулся, завибрировал и начал сгущаться. Плотность окружения возрастала с каждым рывком, и преодолевать ее становилось труднее. Но сдерживал не сам воздух: будь он хоть из камня, то все равно не смог бы остановить избранных. Подавляло нечто иное, то, что присуще только избранным. Сонм предков, смешанных в мудреце – именно его присутствие чувствовал Тиеф. Оно цеплялись за его существо невидимыми тенями, обволакивало шепотом, вкрадчивым и тихим, доступным только видениям. Против воли он начинал прислушиваться к этому молчаливому пошепту. Влекущий и сладкий он обращался не к нему, нет. И не он же прислушивался и… отвечал. Дремлющая внутри сила начинала вибрировать в унисон. Слабо, едва слышно, она шептала, минуя Тиефа. Теперь он принадлежал себе отчасти, был хозяином формы с ускользающим содержанием. И если бы не коридор, который так кстати закончился.
Сомкнутые каменные створки разлетелись в крошево: трое избранных силовым рывком разрушили физическую преграду и кубарем скатились по ступеням на горячий песок. Стало легче. Тиеф с наслаждением втягивал пыльный воздух, только сейчас начиная понимать, что задержись они у бассейна мудрецу чуточку подольше, то все остались бы вечным созерцателем.
Грохот от разнесенных в прах створок усиливался, разлился в твердый, нарастающий рокот. Не оборачиваясь, Тиеф скакнул на почтительное расстояние от пирамиды, оказавшись среди недоумевающих ра.
Три пирамиды медленно взмывали к небесам. Они дрожали в горячечном мареве, как мираж, роняли глыбы осколков и поднимались все выше и выше.
– Что происходит?! – Сквозь неистовый рокот расслышал Тиеф голос Модаберти. – Куда они?!
Тиеф не ответил. Он сосредоточил все свое внимание на взлетающих пирамидах, стараясь пронзить их ментально. Не выходило. Все кругом струилось прозрачным ветром и только пирамиды представали запретными тенями, упругими и недоступными. Еще два волевых рукава присоединились к его рвению, но даже сообща избранным не удалось проникнуть внутрь. Тогда они переключили свое внимание на пирамиду Изотера, сочтя его самым уязвимым в этой цепи. Тщетно. Каменная глыба словно провалилась в иное измерение, оставив этому миру лишь тень.
Избранные не отступались. Они оставили попытки заглянуть внутрь, схватили пирамиду и стали тянуть ее к земле. Грохот умножился, обитель Изотера затряслась и остановила подъем. Несчастные ра с ужасом наблюдали за тем, как кипящие силовые линии, больше напоминающие колоссальные молнии великой бури, истекали из покоящихся на земле пирамид к избранной троице и оттуда, единым бурлящей лазурью током, устремлялось к обезумевшей пирамиде. К треску и оглушительному гулу примешалась низкая пронзительная тональность, нарастающая с каждым мгновением. Казалось, будто это стонет сама пустыня, ставшая невольной свидетельницей внезапного раскола древней расы.
Песок тонкими струйками терял вес. В абсолютном безветрии он точно испарялся, наполняя воздух удушливым и неподвижным штормом. Крепнущая дымка затерла громады пирамид в размытые силуэты, но через короткое время и они растворились. Стало темно. Призрачный диск солнца, тусклый и неописуемо далекий, довлел багровым знаменьем несчастья. Только упругие нити лазурной энергии пронзали шершавую тьму с прежним упорством, оставляя последнюю надежду на спасение для несчастных ра. Они сбились в кучку, поникли и в трепете ожидали развязки внезапного бедствия.
Для избранных пылевая завеса не стала помехой, ведь они прекрасно обходились и без зрения. На мгновение у Тиефа промелькнула мысль, что поднятый невесомостью песок станет угрозой для ра в том случае, если он сорвется с ураган. Это следовало предотвратить и он пока знал только один способ.
Подцепленная избранными пирамида сотрясалась, раздираемая противоборствующей энергией. Но как бы они не напрягались, сблизить ее с землей не удавалось. В общем импульсе не хватало совсем чуть-чуть. Не хватало Вимериса. Отчаявшись, Тиеф воззвал к нему, не особо надеясь получить отклик. Но каково же было его удивление, когда к бурлящему клубку добавился тот самый недостающий, четвертый столп света. Краткий миг общего ликования и избранные с воодушевленным рвением навалились на цель.
Пирамида трещала по швам. Нехотя, с неистовым скрежетом она клонилась к всклокоченной земле, роняла глыбы, что с сухим уханьем вонзались в песок. Остальные две пирамиды замедлились, а вскоре и вовсе остановились. Перекосившиеся треугольник явил потаенному взору избранных трепещущие сине-лиловые хорды. Две из них, которые тянулись к снижающейся пирамиде, поблескивали черными молниями, были истончены и натянуты как нервы избранных. Напряжение возрастало. Казалось, что еще немного и связи лопнут, а когда это произойдет то… То что? Взрыв? Буря? Чего они добивались, удерживая пирамиды от излета? Тиеф не мог ответить на эти вопросы. Он был уверен только в одном: предатели не должны ускользнуть.
Чудовищный грохот сотряс пыльную мглу, заглушив все, что было до этого. Пирамида лопнула и сорвалась вниз. Будто содранная кожа, она обнажила пульсирующую голубым огнем сферу. Почва под ногами затряслась в судорожной агонии, вспыхнула тайфуном песка, что понесся навстречу беспомощным ра. В одно мгновение стяж Вимериса разорвался, чтобы в следующее раскинуться над беззащитными соплеменниками упругим куполом.
Тиеф понял, что они цеплялись не за сущность, а за оболочку – каменную громаду, которую они с успехом обрушили. Любая попытка ухватиться за пылающий шар оборачивалась неудачей. Ментальная, свитая из молний плеть отскакивала всякий раз, едва дотрагиваясь сердца пирамиды.
Сквозь густую завесу песка избранные видели, как тяжелые монументы, вместе с очищенным ядром закружились в чудовищный хоровод. Все быстрее и быстрее вращение суживало радиус, вихрило невесомый песок и стряхивало всякую попытку избранных придержать циркуляцию. Нарождался смерч. Надломленный и кривой он креп, вбирая все больше подвешенного в воздухе песка, неизбежно сближая породившие его элементы.
Оглушительный взрыв всколыхнул бурю. Вселенная песка брызнуло мириадой жалящих частиц, очищая эпицентр. Пирамиды разлетелись вдребезги. Несколько осколков угодило в защитный купол, один – в Тиефа. Глыба не нанесла особого вреда, а лишь вдавила его глубоко в песок. Когда Тиеф сбросил гнет и выбрался из зыбучей трясины, то увидел, как в блистающем сиянии возвращенного дня три сферы слились кружением в лазурное кольцо. Они продолжали вращаться, все ускоряясь и ускоряясь, пока даже Тиефу не сделалось трудно уследить за круговертью. В центре кольца непрестанно вспыхивали молнии и чем дальше, тем истовее и чаще они орошали светлый день темно-синими, почти черными ветвями. Кольцо продолжало сужаться, расплющилось до состояния диска и больше не напоминало прежнюю структуру. Трудно было вообразить, что еще моментом ранее этот сублимат был пирамидами мудрецов…
Центр диска трепетал колючей мембраной, выгнутой и как будто чем-то наполненной. Он провисал, тянулся к земле тем сильнее, чем истовее становилось вращение. Теперь это уже был не диск, а голубой искрящийся смерч, глядящий основанием вертикально вниз.
Когда его острие коснулось земли, то ни единая песчинка не оказалась встревоженной. Пламенеющий искрами вихрь, точно был соткан из потустороннего ветра, ледяного и пламенеющего одновременно. Он раздался вширь, преобразился в высокую колонну из искр и ярких бликов. Вращение либо исчезло, либо ускорилось настолько, что перестало быть таковым. Вокруг места соприкосновения песок заискрился. Мелкие всполохи доставали даже места, где стояли скованные ошеломлением ра. Вокруг же основания разгорелся настоящий костер из искр и молний. Колонна точно утопала в этом холодном огне, неуклонно оседая все ниже и глубже.
Тиеф мучительно наблюдал за ускользающим нечто, как за ускользающим временем. Он понимал – немедленно следовало что-то предпринять, предпринять уже давно и решительно, но… Животный страх, доставшийся им в наследство от прежней сущности ра, сдерживал их. Они боялись оказаться втянутыми в лазурный водоворот, потерять себя и лишь дополнительно подпитать разбуженного монстра. Но больше ужасал факт того, что представшая в полной красе сущность – они сами. С одним лишь отличием. Оно знало о себе и своих возможностях все, в то время как они практически ничего. Жалкие попытки избранных прикоснуться к сущности явлений напоминали поиски мизера на безбрежных пустошах. Они могли воздействовать на физическую сторону вещей, но суть оставалась недоступна. Сейчас Тиеф горько сожалел о потерянном времени. Вместо созерцания дивностей планеты, вместо оплакивания самого себя, нужно было постигать даденные судьбой возможности. Ведь по воле судьбы же их не захлестнуло безумие развернувшиеся сейчас пред ними в полной мере. Это был шанс. И им следовало бы воспользоваться. Следовало бы…
Верхушка колонны потонула в кипучем сиянии. Изваяние точно растаяло под жгучими лучами солнца, растеклось по окрестностям и теперь торопливо испарялось. Ни марева, ни тумана – Тиеф ощущал призрачное колыхание, струящиеся в открытое небо. Редко, очень редко, этот возвышенный поток испускал разряд. Крохотный импульс, подтверждающий наличие чего-то ускользающего вверх в космос.
– Может быть это последний выдох? – Монтерс появился рядом с Тиефом. Он тоже следил за потусторонним течением. Отчего-то их больше не заботили затухающие на всклокоченном песке искры и молнии. – И они погибли?
Тиефу хотелось в это поверить. Выдохнуть облегченно, встряхнуть дышалом и забыть все как далекое и выдуманное сражение. Пусть. Лишь бы все на этом и закончилось. Но он не мог себе позволить такую роскошь как самообман. Навязчивый, одурманивающий покоем самообман. Ведь нет никаких веских оснований верить в смерть теперь уже слитой воедино троицы. Зато есть причины верить в их перерождение. И злые намерения.
– Сомневаюсь, – Ответил Тиеф, присел и зачерпнул горсть песка. Песок оказался на удивление холоден. – Нам нужно приготовиться к чему-то. К чему-то грандиозному.
– К грандиозному? – Монтерс усмехнулся и выдохнул сокрушенно. – Скорее к катастрофе. Если все же…
– Мы и так слишком долго обманывали себя. Может пора остановиться? – Монтерс не отвечал, а на Тиефа будто что-то нашло. – Хоть мы и стали избранными, но внутри – по образу мысли остались все теми же обычными ра. Мы боимся правды, не хотим ее знать. Нам проще огородиться сладкими иллюзиями и приговаривать, мол, все это уж точно в последний раз, а дальше все будет хорошо. Этот… Этот мудрец сбежал, чуть не прихватив нас собой. Ты, понимаешь, Монтес, насколько мы никчемны?! Не только не остановили его, но сами чуть не сломались! И что будет делать он, когда заполучит нас? Что станет с ра, когда нас не станет?!
– С ра уже все решено, – появился Ио. Он встал рядом и посмотрел на затухший песок, на громадье осколков от уничтоженных пирамид, выдохнул шумно и обернулся на перепуганных ра. – Они предлог. Как великая буря. Мы истинная суть побега. Мы должны были попасть на свежую планету и воссоединить прежнего мудреца. Для чего я не знаю, но отчасти его задумка удалась.
– Если он жаждал воссоединения, то отчего не сделал это на нашей планете? – Спросил Монтерс. – Ведь так было бы проще.
– Не знаю. Возможно без нас, без носителей, он не мог этого сделать. А возможно, объединиться нужно было именно здесь, на этой земле. Определенно сказать могу только одно: нас грубо употребили.
После короткого молчания Тиеф спросил:
– Почему мы бежали к выходу из пирамиды по коридору? Мы ведь могли проломить купол и вырваться так. Или переместиться сразу к воротам. Или сразу наружу. Это ведь так просто!
– Просто об этом рассуждать сейчас, – ответил Монтерс и обернулся на начинающих приходить в себя ра. – А тогда мы были ими, потому и реагировали соответственно. А вообще, нам следовало бы убраться отсюда куда-нибудь в другое… Место.
Монтерс запнулся и Тиеф ощутил, как его коснулась колючая рябь – товарищ забеспокоился. Он поспешно оглянулся и увидел предмет неприятной озабоченности. Очень низко над барханами замерла крохотная лазурная звездочка. Она тускло поблескивала в свете дня настолько далеко, что не будь они избранными, то вряд ли бы разглядели ее. Точка, словно почувствовав на себе чужие взгляды, торопливо укрылась за песчаной грядой и более не появлялась.
– Что это? – Тиеф закрыл глаза и напрягся, выискивая ментальное подтверждение чужого присутствия. – Ведь это не мудрец?
– Не знаю, – протянул Монтерс. Он тоже ощупывал пространство в поисках объекта. – Может быть это те пришельцы?
– Нужно проверить, – решительно предложил Ио. – Только осторожно. Давайте поднимемся и понаблюдаем сверху.
– А как же ра?
– Вимерис приглядит за ними.
Тройка избранных взвилась к небесам и вскоре скрылись из вида.
Добавлено (через 33 сек.):
Tat 8
Они набирали высоту пока небо, из бледно голубого, не сделалось тяжелого синего цвета. Высь раздавалось к горизонту, тускнела и сливалась у земли в рыжевато-желтую дымку. Пыль, не столь заметная у поверхности, отсюда стелилась густой пеленой, слепо окутывающей все вокруг. Лучи солнца пронзали обесцвеченные тела избранных, неся пустыне сухой зной. Стоял обычный день, и только громадная песчаная воронка, приобретающая пугающую отчетливость с высоты, напоминало о случившемся бедствии.
Пришелец тоже стал прозрачен. Они увидели его не сразу, удивившись тому, что он не прибегнул к маскировке сразу. Впрочем, они его скорее не увидели, а почувствовали. Его присутствие означивалось искажениями на фоне сплошного и относительно ровного покрывала пустыни. Незнакомец не перемещался. Мираж его потустороннего отражения приблизился к стоянке Ра и замер промеж двух высоких дюн, верно, выжидая чего-то. Расстояние до уцелевших пирамид сохранялось приличное, но они имели дело с равным себе и дистанция могла лгать.
За неподвижным объектом наблюдали довольно долго: выжидали, когда он начнет действовать, чтобы скоординировать свои действия исходя из ситуации. Однако пришелец совершенно не желал шевелиться и пришлось действовать первыми. Намерились рассредоточиться и медленно пойти на снижение. Насколько это решение было правильным – оценить не представлялось возможным. Инертное поведение пришельца всякое умозаключение сводило на нет, а однообразие ландшафта – стратегию. Тем не менее, избранные прибегли к некоторой хитрости. Они снижались по широкой спирали, непрестанно вибрируя и хаотически мечась из стороны в сторону. Это должно было запутать пришельца в том случае, если он их обнаружит.
Эфирный исполин засел меж барханов и не двигался. Его тело, точно слепленное из отражения чистой воды, скрывало детали, но разобрать отдельные части удавалось без труда. Руки, ноги, голова, бесхвостое тело лишенное всякого покрова. Все указывало на то, что это чужой и непонятный организм. Но прозрачные очертания не являлись самим существом. То был деформированный мудрец, по прихоти хозяина перенявший его форму и заключивший его в себе.
Застывший силуэт то появлялся, то исчезал за барханами, пока Тиеф вместе с товарищами окружал исполина. Его поза и местоположение не менялись. Он замер точно изваяние, выплюнутое потусторонним безумием в свет реальности. Нелепый и чужой, как… Как они сами. Будь это пески родной планеты, Тиеф без колебаний нанес удар и смял бы пришельца, но здесь, в пустыне такой же чужой планеты, он сомневался. Невозможно понять враждебность между беглецами, обретшими общее прибежище. Невозможно увидеть мотивы вражды в необъятной широте планеты, где осколки разбившихся цивилизаций лежали будто отражения друг друга. Но пришелец здесь и его стан обращен в сторону Ра.
Судя по бездействию гиганта, избранные остались незамеченными. Они упразднили метания и осторожно приземлились с трех сторон, не снимая маскировки и пока ничего не предпринимая. Их тактикой вновь свелась к ожиданию.
Наблюдая за сквозистыми переливами незнакомца, Тиеф все больше убеждался в схожести их естества. Все тот же избранный, обремененный вселенским могуществом. Наверняка он, так же как и они, был вынужден спасать остатки своей цивилизации, а теперь защищать сбереженное здесь, на новой земле. Его потенциал значительно превосходили их собственный, что указывало на зрелость чужака, как избранного. Подтверждение этому – манипулирование своим мудрецом. Для Тиефа и его товарищей извлечь мудреца из купели представлялось невозможным кощунством, нарушением сакральной реалии!.. А ведь подобное воззрение сильно ограничивало их возможности.
Хотелось верить, что всё обстояло именно так, и что пришелец походил именно на них, а не на слитого мудреца. Ведь если его разум приумножен яростью или холодным помешательством, то даже численно преимущество не может гарантировать успех.
Между тем, время шло, но ничего не происходило. В какое-то мгновение Тиефу начало казаться, будто пришелец знает об их присутствии и тоже ждет. Складывалась курьезная ситуация, в рамках которой можно было пролежать до самого заката. Или того дольше. А это никуда не годилось – необходимо было действовать. Вдруг их двое и пока они караулят этого, второй ужа подкрался к стоянке? Мелькнувшее предположение точно обожгло Тиефа. Он обратился к Вимерису и, с облегчением, получил от него отклик: все спокойно, никого поблизости нет, и он предпримет кое-что, дабы обезопасить ра на случай внезапной атаки.
Следовало немедленно что-то предпринять. Но что? Попытаться заключить пришельца в энергетическую сеть? Ведь это непременно будет расценено, как агрессия, за которой последует ответ. И в случае если пришелец сильнее, то такое действие обернется крупной проблемой. Как для них самих, так и для беспомощных ра. Оставалось только одно – рискнуть и открыто пойти на контакт.
Избранные сбросили покровы иллюзий и поднялись с песка. Реакции не последовало. Тогда они медленно, не отрывая проницательных взглядов от пришельца, собрались вместе. Исполин продолжал бездействовать. Тиеф видел сквозь прозрачные блики, как внутри вместо сердца темнел другой силуэт – истинный пришелец, который вовсе не был огромен. Он едва ли превосходил среднего ра по росту, а в ширину так и вовсе казался худым созданием. Впрочем, сейчас даже пустота могла устрашить, а полность, навроде этой – опрокинуть в забытье.
Они приблизились вплотную. Достаточно было протянуть руку и когти коснулись бы студенисто-прозрачной массы. Существо по-прежнему не шевелилось. Насколько мог судить Тиеф, оно сидело. Сложив ноги, прижав скрещенные руки к груди и низко наклонив голову. Точно в такой же позе замер и пришелец. Вблизи казалось, будто он парит над пустыней, окутанный едва уловимым голубым блеском.
– Ну вот, – прошептал Монтерс, когда открытое стояние начало затягиваться, безо всякой надежды на благожелательный отклик со стороны пришельца. – Мы подкрались. Мы явили себя. Чего еще ему надо?
– Уважаемый! – Громко протрубил Ио, обождал мгновение и продолжил. – Мы пришли с миром! Яви нам свою волю! Или хотя бы подай знак, что слышишь нас…
В ответ только свист ветра и шелест песка.
– Если он и слышит нас, то, думаю, что не понимает, – Тиеф покосился на стоявших справа от него товарищей. – Ведь он другой и наша речь вряд ли ему понятна.
– Проблема… Проблема… Проблема… – Забубнил Монтерс. – Надо как-то твердо дать знать о себе, но так, чтобы он не расценил это как агрессию.
– Образы, – предложил Ио. – Можно попробовать образно описать ему кто мы и откуда.
– Да… Вот только б знать внемлет ли он нам или нет…
– Эй, ты! – Вновь громогласно протрубил Ио. – Ответь, кто ты и чего хочешь от нас!
Но вновь досадная тишина в ответ.
– Знаете, ¬– медленно проговорил Тиеф. – Нам лучше немедленно вернуться к пирамидам. Его бездействие неспроста. Даже если он нас не понимает, то все равно должен был хоть как-то отреагировать. Ведь он нас выследил и когда мы его заметили, все еще двигался. Теперь же он бездвижен. А это может обернуться чем угодно, и лучше нам быть поближе к пирамидам в тот момент.
– Да, – тут же согласился Монтерс. – Не надо было ломиться к нему навстречу. Но… Мне кажется, что мы навсегда останемся старыми глупыми ра.
– Мы – да, а вот Вимерис нет. – Ио развернулся. ¬– Давайте присоединимся к нему.
Вдруг земля ушла из под ног у Тиефа. Он потерял равновесие, провалился, но тут же со всей силы рванулся к небесам и… Угодил в упругую сеть. Его отбросило назад, вогнало в песок, точно космический булыжник. Нутро вскипело и Тиеф, с яростью обреченного, повторно бросился к спасительной высоте.
Тщетно. Его вновь метнуло оземь да так, что он на мгновение потерял сознание. Но лишь на мгновение, потому как уже в следующий миг Ио вытащил его на поверхность волевым помыслом.
– Вот и влипли, – выругался Монтерс. – Попались, как ростки недоразвитые.
Они сгрудились и напряженно ожидали развязки злоключения. Тиеф чувствовал спины товарищей, делил с ними тревогу и томительно ждал, пока взметнувшийся песок осядет. Предпринимать очередных попыток к бегству избранные не стали. Вместо этого они обернулись панцирем, невидимым, но прочным как само мироздание.
Что же произошло стало ясно, когда пыль унялась. Они оказались заключены в мерцающую лазурными зарницами сферу. Купол – если быть точным, но Тиеф не сомневался, что преграда ждала их и под землей. Бездействуя, пришелец выждал, пока в избранных уснет бдительность и они окажутся неподготовлены к внезапному ходу.
– Как всегда, – закончил вслух свою мысль Тиеф, что, впрочем, было лишним – взаимное понимание оставалось достаточно глубоким. Но… Теперь пропала связь с Вимерисом. Сколько бы он не посылал ему предупреждений, в ответ слышал глухое молчание. Сигнал всецело блокировался преградой.
Пришелец оказался снаружи, что не удивляло. Теперь он вел себя живее всех живых: прохаживался вокруг и неотрывно следил за пленниками. Тиеф тоже не сводил с него взгляд, а поглазеть было на что.
Тощий, высокий, бледный как здешняя луна – его облик отталкивал и казался неестественным. Точнее его естество стояло очень далеко от сущности ра. Ведь даже Шорти-Веллан говорил, что носители разума этой планеты были чрезвычайно похожи на загадочных беглецов, отличаясь от них лишь незначительными деталями. Большая часть его тела пряталась в малопонятных покровах. Они не являлись частью организма и, наверное, имели искусственное происхождение. Материал развивался на пустынном ветру сплошным белым светоулавливателем и только мешал ему. По крайней мере, так казалось. Голову пришельца, какую-то маленькую, округлую, покрывала светлая, почти золотая шерсть. Капели не было, дышала – тоже. Вместо них кожистый бугорок с двумя отверстиями, а под ним – отверстие побольше, полное маленьких оголенных косточек. Пришелец то и дело исторгал из этого отверстия маленькие сгустки влаги, что мгновенно испарялись на горячем песке. А вот глаза… Глаза были точь-в-точь как у ра. И сияли они лазурью избранного.
– Что же с вами теперь делать?
Исторгнутые звуки, видимо, являлись речью пришельца. Он, наконец, перестал ходить кругами, приблизился вплотную к мембране купола и пристально посмотрел на избранных.
– Какие ж вы, мышата, мерзкие. Тьфу. – И снова сгусток влаги отправился прямо ему под ноги. – Откуда вы взялись на мою голову? Чего вам надо? Зачем мне мозг промыли?.. Говорить-то хоть умеете? Нет? Хм. Хм. Как бы вам подоходчивей…
Он отступил на несколько шагов, развел руки в стороны, сомкнул их на груди и прикрыл глаза. В тоже мгновение раскинувшийся над пленниками купол преобразился. Он вспыхнул ослепительной белизной и стал медленно затухать. Постепенно сквозь белесую вуаль проявлялись цветные пятна и образы, скорее сложившиеся в динамичные картины. То, что совсем недавно предлагал Ио, на деле выражал пришелец.
Перед ними как наяву раскинулся цветущий зеленый луг, под покровом темно-синего неба. Высоко в зените повисло солнце, меньше чем здесь, меньше, чем оно было на планете ра. Поблизости виднелся огромный, переливающийся в блеске ясного дня купол. За ним вдалеке виднелась гряда серых гор. Пришелец стоял, утопая по колено в сочной зеленой траве. Рядом с пришельцем стояли такие же как он. Их было много, и все они, при явной похожести, отличались друг от друга. Их покровы развивались на ветру, а лица были обращены в небо. Видение всколыхнулось, устремилось ввысь и вот, все те же существа, но уже внутри пузыря, который до этого блистал на поверхности зеленого луга. Сфера плыла в космосе, а ее обитатели наблюдали за своей планетой уже издали.
Черная, то и дело озаряемая утробными всполохами, она вдруг раскололась сетью алых трещин. Куски грязной тверди отваливались подобно мертвой коре, обнажая яркое пульсирующее нутро планеты. Алый лик вспыхнул чередой тонких сияющих линий, сведенных в одной единственно точке. Эта точка, этот пункт… Тиеф понял, что именно в ней заключалась первопричина беды. Точка испустила луч света, напрягший каждую ниточку лазурной сети. Но вдруг все оборвалось: луч потух, сеть угасла, и умерщвленная планета поплыла к центру солнечной системы. Видение колыхнулось, покинуло конуры сферы и устремилось ввысь, преломляя масштаб так, чтобы зрители увидели систему целиком. Теперь Тиеф видел, как агонизирующая планета едва не сталкивается с их прежним домом, как сфера пришельцев, увеличенная для удобства восприятия, устремляется к теперешнему их прибежищу.
Картина завибрировала, истерлась и на ее месте возникла новая. Все тот же купол, все та же компания пришельцев, но на новых каменистых берегах и в сени лучей подновленного солнца. Угол обзора сменился. Группа незнакомцев сместилась в сторону, а напротив них появились ра, изображенные хоть и узнаваемо, но не точно. Скалистый берег и морскую даль перечеркнул контрастный фон, в котором светлое досталось пришельцам, а темное, зловеще-багряное – ра. Последние сжимали в руках корявые дубины, потрясая ими над головами, явно угрожая своим противникам.
Изображения застыли и стали выцветать. Вскоре они выветрились окончательно, возвратив пленникам сквозистую невольницу и зыбучие гряды пустыни за ней. Пришелец, только что поведавший историю своего народа, стоял, заложив руки за спину, и пытливо вопрошал взглядом. По всей видимости, он ждал ответа.
– Уберите защиту, – распорядился Ио и Тиеф ощутил, как его заслон пал.
– Но…
– Уберите защиту, иначе будет поздно. Он спрашивает враги мы или нет. Если мы не разубедим его сейчас, то усугубим свое положение.
Тиеф последовал совету, однако Монтерс продолжал колебаться. Его снедали подозрения, что это очередной ловкий ход и что, оставшись без защиты, им нанесут последний сокрушительный удар.
– Монтерс, прояви благоразумие. Он идет на контакт, и мы должны пойти ему навстречу.
– Хорошо, – нехотя согласился Монтерс. – Но наши смерти останутся на твоей совести.
Пришелец удовлетворенно кивнул, когда увидел, что преграда спала, постучал пальцем по голове и указал в их сторону, видимо, давая понять, что готов внимать.
– Сейчас… – Шепнул Ио и погрузился в себя.
Из глубины воображения избранного в реальность вынырнул сгусток мыслей. Бесформенный многоцветный ком разрастался, пока не занял почти все пространство невольницы. Но в отличие от пришельца, проецировавшего картины на оболочке купола – Ио моделировал полновесные образы. Тиеф помнил все, чем сейчас делился его товарищ. И их засушливый мир, и преображение в избранных, противоречивый теперь побег, миграцию и приземление… Точность воспроизведения образов низвергла в тоску по былому. Против воли он вернулся вместе с Ио к дням, изменившим его, изменившим судьбу всего его народа. Прошлое ожило и теперь вливалось в его сознание, точно кто-то повернул время вспять.
Особое внимание Ио уделил последним событиям, явно и образно отделив Шорти-Веллана от избранных и простых ра. Последние были окутаны ореолом умиротворения, в то время как первые… Ио намеренно окрасил сплавленного воедино мудреца в багрово-красные тона, чтобы пришельцу стало понятно кто на самом деле ответственен за нападение. Из потерянных избранных он слепил настоящего монстра, от одного вида которого становилось жутко. Тиеф уже начал беспокоиться как бы товарищ не переборщил с острасткой, ведь для прищельца ра все на одно лицо, как вдруг представление закончилось. Мыслеобразы скомкались, съежились и пропали там, откуда появились.
Какое-то время незнакомец стоял неподвижно. Видимо рассказ Ио произвел на него впечатление, и теперь он обдумывал увиденное, решая как же поступить.
– Получается, что вы из-за нас встряли, – наконец произнес незнакомец. – Понимаю, сами так же. Тэк-с…
И он снова принялся бродить вокруг, да около.
– Он понял нас? – Неуверенно спросил Тиеф.
– Думаю да, – голос Ио тоже сквозил неуверенностью.
– Тогда почему он нас не выпускает? – Монтерс пристально следил за каждым шагом пришельца и ждал подвоха. – Ведь должен был.
– Ничего он не должен, – возразил Тиеф, тоже наблюдающий за перемещением незнакомца. – Достаточно того, что мы все еще живы.
– Считаешь, что он может расправиться с нами без труда?
– Да я так считаю. Посмотри на него. Он опытный избранный. Он знает, что делать и как поступать со своим мудрецом. Тем более его мудрец здесь, а значит он сильнее всех нас вместе взятых.
– Не уверен, что он считает мудреца мудрецом, – сказал Ио. – Для него это нечто иное… Но не суть. Тиеф прав в том, что он способен смять нас без особого труда.
Тем временем пришелец остановился и снова начал издавать непонятные звуки:
– Так. Ладно. Вас все равно хрен поймешь. Тут бы Енисея, он-то точно разберется, как с вами поговорить можно будет. Только вот отпускать вас все равно не хочется… Вдруг все треп и вы меня сожрете как только я вас отпущу? Где остальные? Я спрашиваю: где другие вы?! Тьфу, что б вас. В общем. Вы пока посидите здесь, а я на стоянку вашу прогуляюсь. Она ведь там да?
У Тиефа от волнения сжалось все внутри, когда пришелец указал рукой в сторону пирамид, а затем уверенным шагом направился туда.
– Остановись! – Выкрикнул он и бросился к пришельцу, но мембрана невольницы безжалостно отшвырнула его обратно. – Не трогай ра!
Пришелец обернулся, замер и развернулся всем корпусом к пленникам.
– Чего еще?
– Не трогай их, прошу. – Тиеф поднялся с песка, вернулся, остановившись у самого края преграды. Пришелец тоже приблизился.
– Я, – Тиеф указал на себя обеими руками, – пойду, – тут он изобразил, как идет на месте, – с тобой, – указал когтем на пришельца.
– Со мной хочешь пойти? Хм. Ты, – он ткнул пальцем в Тиефа, – убьешь, – и сомкнул руки на своей шее, потряс голову. Из разговорного отверстия вывалился красный отросток, а его глаза закатились, – меньяа…
– Он думает, что ты набросишься на него, – перевел Монтерс. – Покажи ему, что ты этого не станешь делать.
Тиеф поспешно замахал руками, затем опустился на колени и склонил голову, явно выражая свое смирение. Затем он поднялся и протянул незнакомцу руки сложенные вместе и обращенные ладонями вверх.
– Мирные значит? Хм. Ну что же, пойдемте.
В мгновение ока преграда лопнула, точно огромный пузырь. Ошметки склеились вокруг пришельца, возвращая ему исполинское величие. Он нагнулся и положил на песок огромную как лазурный вал ладонь. Ошарашенный внезапным разворотом дел Тиеф рассеянно посмотрел на ее, потом на заключенного внутри пришельца. Его прежнее маленькое и, верно, настоящее тело вновь метаморфизировалось. Покровы исчезли, бледность и худоба схлынули, обнажая нагое, полупрозрачное тело, теперь лишено мелочей очертаний. Внутри, в области брюха, у него что-то застыло… Тиеф пригляделся: это был еле заметный металлический диск. Верно, это он являлся сердцем его могущества.
Долго упрашивать освобожденную троицу не пришлось. Не без опаски, они взошли на предложенную длань, а оттуда вскарабкались на плечи исполина. Он выпрямился и размеренно зашагал в сторону прибежища ра.
Окрестности пустовали. Ни Вимериса, ни ра поблизости видно не было. Тиеф непрерывно взывал к товарищу, пока они в растерянности сновали по лагерю, но тот как будто выпал из реальности, прихватив с собой несчастных ра.
– У меня дурное предчувствие, – Монтерс совершил скорый облет окрестностей и вернулся крайне удрученным. – Вимерис обещал предпринять кое-что, в случае опасности… И мне кажется, он предпринял это, когда связь с нами оборвалась. Но что можно было сделать за столь короткое время? Мы ведь просидели под куполом совсем недолго!
– Надо обыскать пирамиды, – предложил Ио и устремился к ближайшей из них.
– Что случилось? Пропали все куда-то? – Пришелец трансформировался в себя настоящего и подошел к избранным.
Тиеф обернулся на звук, но взгляд его уперся не в тощего пришельца, а в его мудреца, парившего бесформенной массой над головой.
– Эй! Я здесь! – Пощелкал конечностями пришелец. – Я говорю, где все?
В ответ Тиеф развел руками, взмахнул дышалом и, обхватив голову руками, скорбно опустился на песок. Затем он поднялся, еще раз обвел пространство вокруг себя разведенными руками и посмотрел на пришельца.
– Понятно. Здесь что-то произошло, что вы не знаете, но это вас сильно расстроило. Может это ваш предатель всех утащил, когда вы меня ловили? А? Ну?! Ух, как же тяжело-то с вами…
Тиеф смотрел на пришельца и никак не мог понять: внимает он ему или нет. Его речь, мимика, интонации, даже жесты отличались от привычных настолько, насколько это вообще было возможно. Они с Монтерсом переглянулись – тот тоже ничего не понимал, но вступать в диалог тоже не особо рвался. Ему было достаточно, что пришелец не агрессивен, а хлопот и без него хватало. Монтерс взмахнул дышалом, мол, разговаривай с ним сам и улизнул к другой пирамиде.
Оставлять пришельца в одиночестве не следовало, поэтому Тиеф горестно выдохнул и вновь предпринял попытку объясниться. Он разровнял песок перед собой, наклонился и когтем стал рисовать фигуры. Вот пирамиды, а вот ра – заключенные между ними. Тиеф замарал три пирамиды и посмотрел на пришельца, тот кивнул, видимо подтверждая, что пока ему все понятно. Ра получилось много-много – Тиеф долго тыкал когтем в песок изображая их как маленькие незначительные точки. Затем, рядышком, он нарисовал себя, Ио, Монтерса и Вимериса. В отдалении он изобразил пришельца и снова посмотрел на внимающего. Тот кивнул. От трех фигурок избранных Тиеф прочертил линии, указывающие на то, как они устремились к пришельцу. Оставшуюся фигурку избранного он обвел, а затем обвел всех ра, включая уже обведенного Вимериса, и снова поднял глаза. Пока что пришелец все понимал. Давешнее знакомство Тиеф отметил тем, что сгреб горсть песка, швырнул ее обратно, а после повел толстую жирную линию к пирамидам, давая понять, что вернулись они уже вместе. Когда лини достигла цели, Тиеф аккуратно затушевал фигурку Вимериса и прочих ра, рухнул на песок и в смятении обхватил голову руками.
– Ну, как я и думал. Пока вы меня ловили, этот ваш что остался, всех куда-то подевал. Хм. А вы, ребята не так просты, как кажетесь. Вот как бы нам наладить выгодное понимание…
От прикосновения Тиеф вздрогнул – пришелец положил руку ему на плече и присел рядышком.
– Вот смотри, – он нарисовал на песке фигурку, указал на нее, затем на Тиефа. Рядом нарисовал еще одну и указал на себя. Потом он обвел их и почертил линию длиною с десяток шагов. В конце он изобразил большой кружек, вернулся, подвигал рукой возле своего разговорного отверстия, потом точно так же у дышала Тиефа, затем оттопырил слуховою кожурку на своей голове и нерешительно осмотрел голову Тиефа. Потом он махнул рукой и стал показывать, то на себя, то на Тиефа.
– Ты хочешь, чтобы я отправился с тобой и тогда мы поймем друг друга?.. – Он поднялся и прочертил едва заметную лазурную нить от кончика дышала к слуховой кожурке пришельца, потом из его разговорного отверстия к своему слуховому. А когда закончил, изобразил руками большой круг, олицетворяющий полное понимание.
– Наконец-то! – Пришелец часто закивал головой, что, видимо, означало согласие с его стороны.
– Скорее все сюда! – Истовый крик доносился из пирамиды Вимериса. Голосил Ио, в волнении позабывший о мысленной связи. – Скорее, я нашел их!
Увиденное потрясло Тиефа до основ. Он и не предполагал, что после побега с родной планеты, его способно будет впечатлить что-то так же сильно, как памятный вечер у Шара, где он впервые явил собратьям свое обновленное естество. Увидел глубокое дно ужасающего падения его расы, их беспросветное отупение с нежеланием выкарабкаться на свет…
В бледном сиянии мудреца конвульсивно вздрагивало то, что некогда было народом ра. Все племя было скомкано в одно целое, спаяно в чудовищный образ, теперь распростертый на полу, возле купели. Где глаз, где дышало, кое-где нога или рука: от прежних ра мало что осталось. Они беспорядочно, но прочно срослись друг с другом и… Тиеф не мог представить, как их можно было разделить. Но больше всего ужасало то, что ра все еще были живы. Торчавшие ветвями конечности сгибались, глаза следили за вошедшими, а из дышал вырывались мучительные стоны. Корчащийся перед ним сплав, являлся жуткой, неумелой карикатурой на ментальное единение в избранных.
– Где Вимерис? – Глухо произнес Монтерс. – Кто-то видит его?
– Его больше нет, – ответил Ио. – Присмотритесь. Цвет глаз у ра изменился.
– Синий… – Выдохнул Тиеф и приблизился к живому месиву. – Они стали как у нас.
На Тиефа смотрели чьи-то глаза до краев наполненные страхом и болью. Он прикоснулся ко лбу, глаза зажмурились, но тут же открылись и в них блеснула мольбою надежда.
– Тиеф… Помоги нам, – слабый шелест струился откуда-то сверху. Тиеф поднялся и взглядом отыскал дышало, испустившее его. – Помоги, Тиеф…
– Модаберти? Модаберти! – Он узнал голос. Но… Только голос. От пыльного товарища ничего кроме дышала не осталось. – Что случилось?! Где Вимерис?!
– Его больше нет. Мы съели его. Он скормил себя нам… Он сказал, что мы слишком слабы, чтобы выжить. Он хотел отдать нам часть своей силы… Часть себя… Тиеф. Невыносимо больно. Помоги… Убейте нас.
Его уводили прочь. Холл мудреца, коридор архисториков, ступени, песок и яркое солнце. В сознании точно отпечатались раскаленным следом глаза, молящие о помощи. В ушах звучал только голос Модаберти, снова и снова: «Невыносимо больно. Помоги… Убейте нас». Даже волевой помысел Ио не сразу зацепил его.
– Тиеф! Тиеф, очнись!
– Я… Я в порядке, – наконец отозвался он.
– Сомневаюсь, – раздраженно выдохнул Ио. – Будь сдержанней. Не хватало нам еще второго Вимериса!
– Буду. Я… Я обещаю.
– Смотри у меня.
Пришелец, ставший свидетелем результатов слияния Вимериса и не моргнувший при этом и глазом, встал рядом с Тиефом, приобнял его за плече и очертил в воздухе полукруг.
– Да, – смущенно выдохнул Тиеф. – Пришелец предложил мне отправиться в их лагерь. Он говорит, что там мы сможем полностью понять друг друга.
Ио переглянулся с Монтерсом.
– Ты уверен в этом?
– Уверен. В этом я уверен.
– Было бы… Полезно, я полагаю, – после некоторого молчания протянул Ио. – Пришельцы кажутся мне теперь безвреднее нас самих. И они совсем не глупы, это я признаю. Что ж. Думаю, тебе стоит отправиться с ним. Ну а мы останемся здесь и попытаемся исправить творение Вимериса.
– И переместимся отсюда куда подальше, – Раздраженно прошипел Монтерс. – Неудачно мы выбрали место. Столько событий и одно гаже другого!
– Да, переместимся, только… Дня через три. Тебе хватит?
– Не знаю. Но я вернусь через три дня. Даже если нам и не удастся наладить контакт.
– Не опаздывай. Мы долго ждать не будем.
Добавлено (через 30 сек.):
Tat 9
Лейла поерзала на стуле, подняла было взгляд на Енисея, но потупилась и продолжила свой сбивчивый рассказ:
– Я проснулась. Точнее, я подумала что проснулась, но на самом деле это произошло во сне. Ну сон во сне. Понимаете?.. Вот. Я как будто открыла глаза и увидела, что лежу на своей постели. Увидела со стороны, а не… А не из себя. Ночная рубашка на мне была какая-то большая, белая, как мешок. Я еще удивилась: откуда она у меня? У меня таких никогда и не было. Удивилась и сразу забыла. Поднялась с кровати… Запомнилось, что ночь стояла светлая-светлая. Я еще посмотрела на небо и… Ну я уже была не у себя в комнате и не в куполе, а под открытым небом. Над головой огромная луна, звезд не видно. Я на большой поляне посреди леса – одна. Кругом черным-черно, а поляна светлая. Стою возле кровати и не решаюсь идти. А куда идти? Я не знаю. Переминаюсь возле кровати, ногам холодно и я забираюсь обратно в постель, ложусь, закрываю глаза и стараюсь уснуть. Представляете? Хочу уснуть во сне! И… Я не знаю. Не знаю, как долго я пытаюсь уснуть, но мне начинает мешать свет. Как сквозь закрытые веки светят фонариком. Открываю глаза, но уже оказываюсь внутри себя – это я очень хорошо запомнила. Ну вот, открываю глаза и вижу себя. Совершенно, простите, голую. Эта вторая я светится сильным голубым сиянием и мне сразу вспомнилась Айро-старшая. Помнишь ее, Сейв?
Сейвен кивнул. Он сидел тут же в лазарете на краешке стола и внимательно слушал.
– Так вот, она мне сразу ее напомнила. То есть… То есть я во сне увидела свою ментальность? Ну, какое-то время она спокойно стояла и смотрела на меня. Пока она не двигалась было тихо. Но потом она улыбнулась мне, и вдалеке как будто звякнул колокольчик. Нет, это только походило на звон. На самом деле это звучало как… Смех, перекатывающийся по ксилофону. Непонятно, да? Но это в самом деле звучало именно так. Она смотрит на меня, улыбается, а звон становиться все громче и ясней. Я замечаю, как в чернеющем вокруг поляны лесу появляются всполохи. И чем звон отчетливей, тем ярче блещет лес. Не знаю как скоро, но уже освещена все кромка. Я ясно вижу стволы деревьев, но не вижу источник света. Его как будто бы и нет вовсе. Свет сам по себе из неоткуда. И вот, вторая я начинает оглядываться на этот звон. Сначала мельком, как на что-то мимолетное, постороннее, а потом все дальше и пристальней. Меня она уже не замечает и не улыбается. Она заворожено глядит на кольцо света и начинает уходить прочь. Я кричу ей вслед, хочу чтобы она остановилась, но ни слова. Ощупываю рот, а рта-то у меня и нет! Становится очень страшно. Я ощупываю голову. Ни глаз, ни носа, ни ушей. Даже волос нет! Голова такая гладкая, как теплый камень. Мне страшно стало. Ужасно страшно. Я чувствовала себя опустошенной. Только ужас внутри и больше ничего. А она уходила все дальше и дальше, совершенно позабыв обо мне и даже не оглядываясь. Я спрыгнула с кровати – хотела догнать ее, но тут же упала на траву. Мои ноги они тоже срослись и… Пропали. Я не знаю! Я чувствовала себя червем, который только и может, что извиваться. Холодная земля, мокрая трава. Резкие, отчетливые запахи. Я до сих пор их ощущаю, и от этого меня всю в дрожь бросает. Я чувствую запахи, но не чувствую себя… Ну вот. Все… Все светлеет. Сквозь густую траву пробивается свет. Бред конечно. У меня ни глаз, ни носа, а я вижу свет и различаю запахи. Зеленый от травы свет начинает заполнять меня. И… Я сама уже трава. Колышусь на легком ветру и всем естеством тянусь к свету. Когда свет заполонил все вокруг – я проснулась. Было уже светло, и я думаю, что свет был дневным, и я просто спала с открытыми глазами. Ну вот, собственно и все.
– Зпаззибо тебе, Лейла, – буднично поклонился Енисей. – Если вздруг что, мы поззовем тебя.
Лейла удалилась крайне подавленной. «Наверное, она ожидала услышать разъяснений своему сновидению, но ничего кроме «спасибо» не получила». Сейвен спрыгнул со стола, на которым сидел и отправился к входной двери – Лейла позабыла ее закрыть. Но не успел щелкнуть замок, как дверь порывисто распахнули. На пороге стоял Зак. Всклокоченный и бледный он нервно обвел взглядом нутро лазарета, сглотнул, схватил Сейвена за плечи и слегка встряхнул его:
– Сейвен, я, кажется, с ума схожу, – горячечно прошептал он.
– Кошмар приснился? – Сейвен аккуратно стряхнул с себя хватку товарища.
Зак округли глаза и раскрыл рот в изумлении:
– Откуда ты… Знаешь?
– Ты уже… Енисей, который он по счету?
– Двадзать возьмой! – Психобот заглянул в планшет и сделал там отметку. – Ты тозже видел себя в лаззурном ореоле и уходязщим вдаль под смеюсщийся ззвон?
– Почти… – Зак кивнул и наконец переступил порог, плотно заперев за собой дверь. – Только хуже! Я… Я закапывал себя. Я как будто проснулся. В куполе никого не было, и я решил выйти наружу. Когда вышел, то увидел огромную земляную насыпь. Выше купола! На вершине что-то блестело. Вот что странно, пока поднимался – погода начала портится, и стало темнеть! Уже на самом верху стояла непроглядная ночь и дул холодный ветер, дождь хлестал!.. А на вершине – яма. Я заглянул в нее и увидел себя! Голого! Прозрачного как та бешеная баба с Вербарии! Как ее там… Жена Делио Флаби. Айро, во! Я лежал, скрестив руки на груди, и блаженно так улыбался на самого себя! Решил спуститься, но оскользнулся и упал в самую грязь! Я второй уже стоял наверху у края воронки и не спеша закидывал меня землей. Дышать стало нечем и я проснулся. Что это за хрень?! Снов триста дней не было и вот нате! Получите! В самый глаз! До сих пор кажется, что земля на зубах скрипит.
– Сзпаззибо, Зак! – Звякнул Енисей и неуклюже поклонился. – Мы сзами езсче не знаем что это. Но скоро выязним. Зновидения начализь позле того, как улетел Крайтер. Я сзклонен сзчитать, что причина взему именно отсзутззвие зазщиты в виде креатуры. Бззт. Как только мы разберемзя в чем дело – взем зообзжим.
– Чего? – Вытаращился на психобота Зак. – Чего ты сказал?
– Он сказал, – пояснил Сейвен, мягко выпихивая товарища за дверь. – Что мы сами ничего не понимаем. Как разберемся – дадим знать.
За дверью поджидало еще трое вербарианцев. У всех как у одного были растерянные, бледные лица и бегающие глаза. Завидев страждущих, Сейвен поморщился. Он выслушал почти три десятка кошмарных грез и продолжать совершенно не хотелось.
– Вы с чем? – Поинтересовался он у дожидающихся.
– Да вот, приснилось в первый раз за столько времени…
– И такое. Что аж тошно…
– И у меня! Мне приснилось, будто второй я…
– Так, – прервал досрочные излияния Сейвен, – У нас перерыв. Возвращайтесь через час. Или через три. Позже.
Несостоявшиеся пациенты удалились и Сейвен, с облегчением, вернулся в лазарет, заперев за собой дверь. Енисей склонился над настольным дисплеем и сосредоточенно стучал по голограмме, вводя данные в машину. Он сетовал на отсутствие подходящего разъема, позволившего бы ему напрямую подключиться к вычислителю. Ручной метод его удручал, поскольку на ввод информации уходило много времени. Но альтернативы в ближайшие дни не предвиделось. «В ближайшие дни предвидеться исключительно массовая истерия».
Началось все ночью, когда Сейвен блуждал под куполом в поисках утешения и повстречал еще одного полуночника. Особого желания явно пересекаться с ним не было, поэтому он укрылся в зарослях сада и стал ждать, пока скиталец удалиться сам. Но тот не уходил и чем дольше Сейвен наблюдал, тем страннее ему казалось поведение незнакомца.
Он слонялся без цели. Подолгу замирал на одном месте, конвульсивно вздрагивал, делал несколько шагов и вновь замирал. Иногда он вкидывал руки вверх и потрясал кулаками, как бы угрожая небу, но уже в следующее мгновение снова цепенел. Волей случая беспорядочная гульба привела его к высокому кустарнику, но вместо того, чтобы развернуться и пойти дальше, он стал обрывать листву. Сейвен прислушался. Сквозь шелест до него доносилось бормотание. Ни одного знакомого слова, только какие-то циклически повторяющиеся звуки. Они походили на речь, но только чужую и непонятную. Сейвену стало любопытно, кем был этот скиталец. Ведь хождение во сне это неприятное заболевание, которое изводит как самого больного, так пугает и окружающих. Если выяснить кто это, то утром можно проводить его в лазарет на лечение.
Сейвен вышел из тени зарослей и направился к бормочущему злопыхателю. Но едва он шагнул из парка, как заметил еще троих гуляк. В свете луны, Сейвен отчетливо видел их, и вели они себя не менее странно, чем первый. Один сидел прямо на траве в клумбе и рыл руками землю, другой забрался под лавочку и теперь скреб ногтями сиденье, третий стоял у стенки купола и лизал ее. Сейвен заморгал, смахнул ресницу, но третий действительно вылизывал стеклянную поверхность купола. Все они, как один бормотали подобно врагу кустарника: бессвязно, поверхностно и непонятно.
Недобрые предчувствия заставили Сейвена оставить лунатиков и устремиться назад к Диз. По дороге воображение беспощадно рисовало картины того, как она колотит в самозабвении стену, кусает краешек стола, или вытворяет чего-то похуже. К несказанному облегчению Диз не спала и читала книгу. Она объяснила, что проснулась сразу, как он ушел и что в ближайшее время ложиться не собирается. Тогда Сейвен вытребовал у нее обещания не ложиться в постель по крайней мере до утра и, не вдаваясь в лишни подробности, поспешил удалиться.
Теперь он поспешил в лазарет, где и застал Енисея, возящегося со своими записями. Уже вместе они вернулись и, не тревожа блуждающих, зарегистрировали наблюдения. Утром же, когда они собрались доложить обо всем начальству, пациенты валом ломанулись на прием к Енисею. Сейвен узнал среди посетителей двоих ночных знакомых, но ни им, ни кому-то еще они не рассказали об увиденном. Это могло привнести сумятицу в и без того напряженную ситуацию.
Но доложиться начальству все-таки следовало, тем более что и Дейту, и Олафу наверняка тоже что-то приснилось. «Если они все ночь напролет в картишки не дулись». Енисей собрал записи, а Сейвен помог с настольным дисплеем – часть данных премудрый психобот уже успел внести и переработать в графику для наглядности. Вместе они поднялись в кабинет протектора, где застали только Олафа. Судя по воспаленным глазам и припухшему лицу, ночь у него выдалась тяжелая.
– Как спалось? – Вместо приветствия поинтересовался Сейвен и взгромоздил на стол дисплей из лазарета. – Вид у вас затасканный.
– Да как спал, – неопределенно помахал рукою Олаф. – Плохо. Кошмары замучили.
– Уж не себя ли со стороны видели?
Олаф покосился на Енисея с бумагами в руках, на настольный дисплей и, со вздохом, обратился к Сейвену:
– У вас есть что-то по моим кошмарам?
– Немного.
– Вы не перестаете меня удивлять, – Невесело усмехнулся Олаф. – Я не могу с мыслями собраться после ночи, а вы уже анализ приготовили. Выкладывайте, что там у вас.
Сейвен включил дисплей и уступил место оратора Енисею. Благо протектор отлично понимал бряцающую речь психобота и в дублере не нуждался.
– Взе началозь, когда креатура Крайтера покинула оболочку купола. Озтавзшись без ментальной защиты взе вербарианззкое зообзщество подверглозь возздейдтвию планеты. А именно – подавлению. – На экране дисплея мерцала планета в разрезе, где тонкой подкорковой прослойкой лучилась креатура земли. От нее к поверхности тянулись многочисленные тонкие жгутики. – Очевидно, что креатура зтремитьзя к единообраззию, приводзя любые ментальности к зтруктуре бользшинзтва. Позкольку зон являетзя тзем зозтоянием, когда ментальнозть раззумного организма узкользает из-под контроля физичезкой зклеры, то именно во зне произходзит макзимальное возздзейзтвие креатуры на едзинидзы ментальнозти. Вербарианцы отличаютзя от аборигенов, поэдзому все озщутили на зебе влияние планеты. Бззт. Монзшер Олаф, что вы выдели в звоих знах?
Олаф только раскрыл рот, но Енисей его перебил:
– Предвозхизщая ваш ответ: вы прознулизь во зне и увидели в нем второго зебя непременно обназженного и в лаззурном ореоле. Этот второй уходил прочь озтавляя ваз или избавляязь от ваз каким-либо зпоззобом.
– Верно, – после некоторого молчания кивнул Олаф. – Только у меня случилось три таких сна. И последний... Ну да по порядку. Первый раз я проснулся на вершине купола, а мой… Двойник был внизу и звал меня. Я не знал как спуститься и в итоге сорвался вниз. Второй раз я проснулся в подвале. В той комнате, где меня держали визитаторы. Только входная дверь оказалась такой маленькой, что туда не пролезла б даже моя голова. Дверца вскоре открылась и я разглядел за ней второго себя, вращающего какую-то ручку. Он вращал ручку и потолок опускался. На мои мольбы и крики о помощи он только широко улыбался и кивал. Ну вот. А третий сон… Я проснулся здесь, у себя в кабинете. До сих пор вспоминая момент пробуждения я поражаюсь тому, насколько все было реальным. Вот как сейчас: солнечно, светло и тихо. Я понял, что нахожусь во сне, только когда второй я вошел и уселся напротив. Он просто сидел и улыбался, неотрывно глядя на меня. Я что-то спрашивал у него, кричал, но в итоге собрался уйти… В общем я выбежал из кабинета, но за дверью меня поджидала… Поджидало… Не знаю как и описать-то. Гротескный, искаженный болью и кровавыми подтеками интерьер. Кругом ржавые цепи, крючья, подвешенные останки человеческих тел, грязные ванны наполненные чем-то липким и зловонным, стеллажи с какими-то свертками. И выхода из этого смрада не было. Дверь, из которой я вышел, исчезла, а на ее месте на стене появилось изображение пирамиды. Я подошел, чтобы рассмотреть его получше. Это была именно пирамида. Не треугольник, а объемное изображение намалеванное чем-то темным. По запаху это были… Фекалии. Вдруг за спиной у меня что-то всхлипнуло. Я оглянулся, взял со стены факел и подошел к одной из ванн. По поверхности красно-бурой, густой жидкости шли круги. И чем дольше я смотрел, тем отчетливее я видел, что это не жидкость, а что-то другое, что-то напоминающее массу крошечных извивающихся червячков. А круги это не круги, а мое лицо. Что-то мерзкое смотрело на меня моим же лицом! Это… Непередаваемо. Я такого дикого ужаса ни во сне, ни в реальности до сих пор не испытывал. Существо с моим лицом стало приобретать формы. Кишащее, кипящее червями оно опустошило ванну и выбралось из нее. Дальше я практически не помню себя – все затянулось пеленой ужаса. Последнее что я помню, это как очутился в ванне, а это чудище взгромоздилось сверху. Вот собственно и все.
Сейвен и Енисей переглянулись. За сегодняшнее утро они выслушали много разных историй, но эта последняя не вписывалась в общую канву. Появилось какое-то чудовище: третье действующее лицо, которого в предыдущих снах не было. И, судя по описанию, последний сон Олафа отличался крайней безысходностью. «Три сна. Все рассказывали об одном сне, а у Олафа случилось сразу три. Может быть, в этом все дело?»
– А почему три сна? – В слух поинтересовался Сейвен. – Они шли один за другим или с перерывами?
– Не знаю, – Олаф наморщил лоб, как будто усиленно припоминая давно забытое. – Я не помню чтобы просыпался. Странная ночь, если честно, очень неприятная. Граница между явью и сном как будто стерлась и одно перепроникло в другое.
Он поднял на вопрошающих уставшие, воспаленные глаза.
– Я даже сейчас не уверен, что бодрствую.
– Будьте, – заверил его Енисей. – Я-то уж точно не могу призниться.
– Почему это?
– Я не зживой, а зинтетичеззкий разум.
– А как же Вечность Кетсуи-Мо? Ты ведь был там.
– Зреда Вечнозти изкуззтвенна и предузматривала техничезкую воззможность экзтраполяцзии. У генизы нет разъема, к которому я мог бы подключитьзя. Бззт. Но мы уходим от главного. Череда вазших знов, монзшер Олаф, ввиду звоей бызтротечноззти выявляет позтупательное угнетение вазшей личной ментальнозти.
– И… И что произойдет когда она станет угнетена окончательно?
– Не могу знать, – Енисей не глядя сделал какую-то пометку в своем блокноте. – Но очевидно, что ничего хорозшего. Крайтер долзжен вернутьзя через два дня. До тех пор я бы рекомендовал никому не лозжиться зпать.
– А если он не вернется? Мы все свихнемся?
– Не изключено.
Сейвену ответ Енисея показался несколько циничным, но он не заострил на том внимания, поскольку едва прислушивался к разговору. Он размышлял над последним сном Олафа и в особенности над чудищем, выбравшимся из ванны. Оно казалось каким-то извращенным, не вписывающимся даже в объяснение Енисея о подавлении ментальностей генизой земли. Возможно, что остальным еще только предстояло столкнуться с этим монстром, но это никак не объясняло его отталкивающей чужеродности. «Не может же гениза Земли выглядеть подобным образом? Скорее всего, она проявляется в тех голубокожих отражениях, влекущих спящего в неведомую даль. Это же нечто другое… Но что именно?» Была и еще одна странность – изображение пирамиды. Сейвен чувствовал, что в ней заключается скрытое послание, мотив, способный многое разъяснить. Но как он не ворошил свою память, отсеять, где бы он мог повстречать пирамиду раньше – не удавалось. Ни на Вербарии, ни, тем более, здесь.
Рекомендация Енисея не очень понравилась Олафу, но он согласился озвучить его по интеркому. Правда с небольшой оговоркой: он никому не станет приказывать бдеть днем и ночью, а лишь посоветует держаться рекомендации.
Когда они с Енисеем спускались вниз, Сейвен вдруг вспомнил о Разиель, способной управлять сном наравне с Крайтером. «Ведь именно она научила его проникать в чужие сны». Вспомнил и удивился, что она до сих пор не соблаговолила навестить их. «Собственно, мы как-то тоже про нее забыли». Спустившись, он распрощался с Енисеем и направился в покои Разиель.
На вкрадчивый стук никто не ответил. Сейвен подождал немного и постучал громче и настойчивей. И снова тишина. «Может она вышла?» Он повернул ручку, и дверь легко поддалась, оказавшись незапертой. Сквозь приоткрывшуюся щель был выдел край кровати вместе с босыми ступнями.
– Кхм! – Кашлянул Сейвен в приотворенную дверь, но Разиель даже не пошевелилась. Тогда, ведомый крепнущем беспокойством, он распахнул дверь и переступил порог.
Разиель лежала ничком, повернувшись лицом к стене. Ее поза, всклокоченная постель, сброшенная на пол одеяло, волосы, разметавшиеся по подушке черными разводами, свидетельствовали о беспокойной ночи. Ночная рубашка хозяйки, кружевная и прозрачная, немного зардела Сейвена и он поспешил укрыть наготу одеялом. Управившись, он выпрямился и нерешительно, прикоснулся к обнаженному плечу.
– Разиель, – тихо позвал он. – Проснись. Разиель, это я, Сейвен.
Но она по-прежнему не шевелилась. Было заметно, как возвращенное одеяло вздымалось и опадало в такт глубокому спокойному дыханию. Сейвен тряхнул головой, словно прогоняя наваждение:
¬ – Разиель! – Громко позвал он. – Проснись, у нас беда!
Когда и в этот раз не последовало реакции, Сейвен похолодел. Стремительным рывком он развернул ее лицом к себе и остолбенел. На него смотрели широко раскрытые, воспаленные глаза. Разиель блаженно улыбалась, но… Это была не настоящая улыбка. Лицо застыло восковой маской и если бы не продолжающееся глубокое дыхание крепко спящего, он бы подумал, что она умерла. И глаза – ее открытые глаза напугали Сейвена больше всего. Они как будто существовали розно от окаменевшего лица, блестели страхом, немым бессилием и взывали о помощи. Такие горячие, живые глаза на окаменевшем в благости лице.
Скользнувшая по щеке слеза будто обухом огрела Сейвена. В глазах потемнело, он попятился, запнулся обо что-то и упал.
– Ох, ну нет, нет! Только не сейчас… – Сейвен озирался по сторонам, разглядывая уже знакомый, выцветший и застывший мир. – Только…
Он торопливо поднялся и выглянул наружу. Пустой и серый мир все же отличался от виденного им ране. Оболочка купола, тогда казавшаяся отливом живого неба, теперь ничем не отличалось от прочего окружения. «Верно. Все верно. Крайтер забрал креатуру, а значит, вода стала просто водой. Нет тех маленьких крупинок, что оберегали сон».
Разиель тоже изменилась. Ее тело, серое как могильная тень, изредка вспыхивало голубым блеском. В эти мгновения, сквозь пепельную кожу и одеяло ударяла маленькая ветвистая молния, норовившая клюнуть именно Сейвена. Излом разряда повисал в густом воздухе ярким отпечатком, а когда гас, то оставлял после себя лазурную дымку.
Не страшась получить удар, Сейвен подошел к распростертому телу. Молний стало больше – тело Разиель как будто резонировало с ним. Разряды не причиняли вреда. Они ощущались легким, теплым покалыванием, скорее приятным, чем болезненным. После минутного колебания, Сейвен решился прикоснуться к ней.
Между его ладонью и плечом Разиель занялась миниатюрная электромагнитная буря. Разрядов стало настолько много и они так интенсивно выстреливали, что обернулись сплошным сиянием. Когда рука коснулась оголенного плеча, Разиель как будто задрожала, но не телом, а сияющим нутром. На мгновения из поблекшего тела появлялись то локоть, то колено, то грудь… Сейвен чувствовал ее трепет, как биение сердца, далекий потусторонний крик, молящий об одном: не отпускать! Не понимая, что он сам делает, Сейвен положил вторую ладонь ей на плече. Пульсация, ощущаемая только в месте прикосновения, поползла выше. В нем словно застучало второе сердце, торопливое, маленькое, но такое же живое. Он наклонился, прикоснувшись лбом к ее лбу.
– Разиель, это я, Сейвен. Ты слышишь меня?
И она ответила. Но не словом – уста хранили ложную улыбку. Ответило биение внутри Сейвена. Пульсация ускорилась, на мгновение ослабла и вновь взвинтила темп настолько, что слилось в одну сплошную тональность. Теперь это уже был не стук, а звон одинокой тонкой струны, запущенной в бесконечный ритм.
– Я держу тебя. И не отпущу. Но мне нужна твоя помощь. Сосредоточься на моем голосе. Сосредоточься на мне. Я держу. Крепко держу. Помоги мне, Разиель!
Охвативший Сейвена звон встрепенулся, стал густым и тягучим. Теперь наполнившая нутро симфония походила на гул водопада. Он почти физически ощущал каждую каплю незримого потока, разбивающегося об его естество. Крупицы чего-то гораздо более сложного и живого, чем он сам, неотделимо следовали друг за другом. Сейвен закрыл глаза и сосредоточился на этом потоке. В мизерных, едва уловимых частичках он различал мысли, обрывки воспоминай иногда горестных, иногда теплых. Перед внутренним взором разлился океан былого. Явное и сокровенное, все то, чем жила Разиель, чем она являлась, будучи личностью, раскрылось перед Сейвеном подобно светлой бездне. Он погружался к самым доннам этого океана, выныривал и видел сияние волн, познавая ее как никто ранее. Собственное, что принадлежало Сейвену, укрылось в тени. Но он не растворялся в этой прекрасной пучине, нет. Он просто восхищался безбрежием открытия.
Но все закончилось. Ментальный поток иссяк, а вместе с ним и восторги Сейвена. Холодный мрак низверг его до уровня реальности, сурово напомнив о причинах чудесного излияния. А вместе с реальность пришла и боль – чудовищная головная боль, что едва не опрокинула его в забытье. Сейвен застонал и, превозмогая тяжесть век, открыл глаза. Он все еще сжимал плечи Разиель, низко склонившись к ее лицу. Болезненная улыбка сгладилась, глаза закрылись. Теперь она спала по-настоящему.
Пальцы разогнулись с трудом. По крайней мере Сейвену показалось, будто вместо рук у него пара деревяшек. Он выпрямился, разминая кисти, и заметил, что окружение вновь наполнилось красками. Мир ожил, обогатился разнообразием цветом и звуков. Реальность воспрянула, но… Разиель осталась прежней. Бледной, изможденной и точно раздавленной временем. «По крайней мере, она спит, а не таращится в пустоту. Надо Енисею сказать. Может он придумает, как добудиться ее».
– Сейвен?
Он обернулся на зов. На пороге комнаты стояла Разиель. Босая, с распущенными волосами и в белом мешковатом балахоне.Ом Мани Падме Хум. |
|
